Сентябрь 2004-го. Владикавказ. Морг. Люди в очереди черными точками.
А я не стою в очереди. «Я за справкой. И мне надо срочно» - твержу я уперто.
Потому что с Токио разница во времени. И там всегда все хотят знать точно.
Особенно (что резко отличается от нас), когда речь идет о живых и мертвых.
Меня пропускают. А лучше бы не пропустили. Ведь я почти знаю, что увижу.
Мы все перед этим горем ничтожны, раздавлены и абсолютно бессильны.
Я знаю, что это морг. Здесь только мертвые. Здесь не может быть тех, кто выжил.
Но мне так хочется крикнуть этой девочке: «Ты – живая! Тебя не убили!»
Иду через ад (я точно знаю, какой он) – и мужик поднимает взгляд от документа.
Он вчера еще был молодым и, наверно, красивым, но сегодня он умер.
«Вот, смотрите, в итоге - триста двадцать восемь трупов и сорок два фрагмента.
Это точный подсчет. Хотя не совсем окончательный. Так пока получается, в сумме»…
В этом морге мне становится более, чем понятно, что дети смертны, а не только ранимы.
И еще: что не кто-то далекий - мы все виноваты. И когда-нибудь будем за это судимы.