Чаша
(фрагменты семейной хроники)
Беспощадные смутные годы
над страной, над отцом, надо мной.
Корабли, поезда, пароходы
режет ветер залётный сквозной:
Свой похитчик и чужеплеменный
на открытых просторах Руси...
Братьев кличет Иван полоненный —
не проснутся — проси не проси!
Я по-русски все жду терпеливо,
над равниной кружит вороньё...
Отобрали у песни мотивы,
раскатали по бревнам жильё,
осквернили родные могилы,
а над пашнями ядом смердят.
Брат мой, где твоя удаль и сила,
обернись красным молодцем, брат!
Горек воздух полынной дороги.
Бесконечны, как думы, холмы.
Сбиты в кровь наши бедные ноги,
от кого ждём спасения мы?
Может эти пожары лесные,
замутненные воды озёр,
дочернобыльские витии —
пустословья обман и позор
нас спасут? Деревеньки пустые,
городов обезличенных высь...
Но, как сила души, золотые,
купола золотые зажглись.
2
Бережёное мамой наследство —
полотно, веретёнце, клубок.
Вьются мамины сказы сквозь детство
тихой нитью — виток на виток...
Скажет мама: послушай, как славно
Ярославна на Волге жила,
как потом на Урал Ярославну
сила тёмная занесла.
***
...Стояла пора сенокоса,
из города прибыл тогда
отец, и на наши расспросы
ответил: "Важнее страда".
Вставала семья с петухами,
с росою. И шла со двора,
возили мы сено возами.
Всё было, как будто вчера...
Мне было четырнадцать. В школе
я зиму училась одну,
а после, бывало, всё в поле —
рожь сею, полосыньку жну.
Любила я, помнится, книжки,
на ярмарке брал их отец,
но Пушкин и Гоголь не слишком
частили под зимний светец...
Некрасов! Некрасов исконным
был Богом крестьянской семьи.
Как светлая мать у иконы
читала молитвы свои —
так дети читали про Сашу;
про мужичка... с ноготок...
Некрасов! Страдание наше!
родимый, как волжский поток...
Но тут не пойму, иль помнилось:
отец наш как будто не тот...
Спрошу у него, что случилось —
он молча навильник несёт.
А в ночь грохотнули ворота:
- Вставайте! Конягу впрягай!
Ты, Голубев, враг для народа,
добро подобру отдавай!
Что было тут! Мать за иконы,
отец за раздетых детей:
"Не плачьте, не первые стоны
На Волге родимой моей..."
......................................................
Родина! Зорями светлыми,
Далью меня позови!
Что ты согнулась под ветрами?
Сердце болит от любви.
Рыскали чёрные вороны
В русской дороге-земле,
Дом распадался на стороны,
Храм не светился во мгле.
Снова дорога полынная
Горькой родная судьбе,
Песня моя лебединая,
Родина… Счастья тебе!
Выйти с духовною битвою
Хватит терпенья и сил,
Вместе, с единой молитвою,
Всем, кто тебя не забыл.
………………………………
Отняли и дом, и пожитки...
Поехала наша семья
в путь неизвестный и жуткий.
С книгой Некрасова я.
Нелегок был путь до Урала —
Телячьи вагоны, конвой...
В дороге семья не пропала,
Кормилась травой-лебедой.
Нас ветра сухие иголки
Встретили в этих местах
И горы, как серые волки,
И душу сжимающий страх.
3
Ворочали камни... вот труд-то!
Слезу зажимали в кулак.
А плакали, что почему-то
Отца называли — кулак.
А что в кулаке этом было,
Что было в руке "кулака"?
В деревне — всё грабли да вилы,
В ссылке — всё лом да кирка.
Отец нас не жалобой встретил:
"Ребята! Здесь люди живут!
Никто не пропащий на свете,
Кто право имеет на труд.
А чтобы тоска не заела,
Добудем, ребята, чудес!
Возьмёмся за доброе дело,
Посадим и вырастим лес.
Конечно, в степи, — не на Волге,
Но тополь растёт, карагач
И люди живут, а не волки,
И Родина нам не палач" .
И вот за отвалом щебёнки
В крутой известковой пыли
Побеги и хрупки, и тонки
Впервые весной расцвели.
Как радовались переселенцы
Из разных российских земель,
Они прижились, как младенцы.
Да там и моя колыбель!
4
Четырнадцать ступенек вниз —
И доски на кровати.
Там полог ситцевый повис,
И детский плач, и детский визг,
И лепет младшей — Кати.
Мария слышит стук — и, ax! —
Перепугалась матка.
Глядит: с ребёнком на руках
С войны пришла солдатка.
Не на ночлег, а на постой
Просилась та солдатка
И вышел ей ответ простой:
"Где четверо — там пятый".
Четырнадцать ступенек вниз,
И к печке — мыть ребенка.
— А где отец? — вопрос повис.
- Он лётчик был, пошёл на риск...
Где рвётся, там и тонко.
Был мальчик слабенький, кричал,
Синел, дышал на ладан,
Солдатке кто-то подсказал,
Мол, вот что сделать надо:
Испеки калач,
Да над ним поплачь.
На железе кочерги
Вкруг землянки обеги,
А когда настанет день
Ты дитя в калач провдень.
Так три раза повтори,
Никому не говори.
В ночь калачик разломай,
Злому псу его отдай,
Если ночью сдохнет псина,
Будет жив-здоров детина.
Вот так и сделали они.
И всё сбылось по слову...
Четырнадцать ступенек вниз,
Шьют малому обнову.
Носи портянки, фронтовик,
За труд мне подарили,
Я гол-сокол, но я привык, —
Смеётся муж Марии.
5
Помню: белая птица зимы
Распластает крыло за оконцем.
Ноги в мамины сунешь пимы,
Поглядишь на морозное солнце,
И в землянку! Играешь с сестрой
В "кам-каму чудеса показать",
Над волшебною нашей игрой
Не смеялась, а плакала мать:
Гвозди, камешки, пуговки, нитки —
Всё богатство убогой игры —
Я старалась в полу землебитном
Под стеколышком скрыть от сестры.
Ту игру называли "секретом",
Он был тайным и явным, как стих,
В первобытном сознанье поэта.
Стыли корни в стенах земляных...
В керосинном дрожании света
С тайной болью глядели на нас
Дед с поблекшей картонки портрета
И с божницы всевидящий Спас...
***
От строк не оторвать пера,
Как сердца от любви...
Там не Железная Гора,
Там кости на крови,
Скрежещут, воют по родне, —
Всё терпит белый свет,
Не дай вам Бог,
Не дай и мне —
Страшней голодных нет.
И ссыльных нет страшней дорог,
Что испытала мать --
Голодный взгляд, голодный рот
И негде хлеба взять...
Но м и л о с е р д н ы е "кусок"
Подали кулакам:
Таёжных ягод туесок
С слезою пополам.
Стучат у моего виска
Колёса и года,
Судьба другого "кулака"
Восходит, как звезда.
Часть вторая
1
...Ax, мама, нешто можно съесть
Ломоть и крошку хлеба?
Сказала мать: "Да,
можно, весь", —
Перекрестясь на небо.
И плакал тот, кто не рождён,
Стучался — ешь сама! —
До света на край света он
Попал... Поешь, Кузьма!
И Гриша, Маша, Николай, —
Хватило всем пайка.
Мать отвернулась невзначай —
Дорога далека...
И нет ни крыши, ни окна,
Сквозит горбыль-вагон...
Погнали прямо ото сна,
Не дали взять икон.
И снова молится она
На неба вышину.
На степь — какая ширина!
На новь-на сторону.
Урал... Урал. Октябрь, ветра —
И перекати-поле
Они гоняли до утра,
Как чью-то злую долю.
Гудел барак во все бока —
Клопы да вши, да блохи...
Но вот в семье у "кулака"
Дела не так уж плохи:
Плетень меж нар из тальника
Сплели — свои покои!
Замри, бессильная строка,
Над сильною душою.
2
Но дальше надо. Я пойду...
Урал. Зима — зимою
Брела в тридцать втором году
Морозною сумою.
И не чуралась мать труда
На родине. А в ссылке
Была бессрочная страда —
Кирка, забой, носилки.
Но тут невмочь
Родит вот-вот...
Искали бригадира,
Но не нашли — схватил живот
В забое породила.
Отец топор с собою нёс,
Отрезал пуповину,
Был сорок градусов мороз...
Петром назвал он сына.
Мать померла. А он, дитя —
На старшую, Марию,
А сам работать — на "путя",
Как раньше говорили.
Работал бы и котлован —
Везде в поту рубаха!
Предел трудяге, видно, дан —
Переломилась плаха.
Переломилась по сучку,
Упал с лесов высоких...
Земля, как обух по смычку.
Приял земные токи.
Но выжил. Вырастил Петра,
И Гришу... Металлурги!
Горбатый выдюжил барак
Метели, вьюги, пурги.
3
Рос Петя и не мог вставать
На худенькие ножки,
Но научился понимать,
Что хлеба нет ни крошки.
Сидит на нарах, как большой,
Канючит: "Леба, леба..." —
Сам маленький, живот большой,
И крестится на небо.
Когда бы лето — лебедой,
Нет лебеды — крапивой,
Где, где добыть еду зимой,
Уральскою, сварливой?
Ходили в поле за свеклой,
Мороженой капустой
Украдкой... Встретят — под конвой!
Ах, чтоб им было пусто!
Но раз доверили отцу
"Идейную" работу —
Ударить церковь по крестцу.
Пошел он с неохотой.
Воистину — о голом — Бог —
Неси терпенья чашу!
Ведь Он отцу тогда помог
Найти златую чашу.
Но не укрыл от мужиков
Ещё троих находку...
Как поделили — был таков,
Кусок — в косоворотку.
В бараке, отколов с горох,
В Торгсин отнес в тряпице,
На деньги манку и горох
Купил, немного ситцу.
И Петю выкормила та
Ниспосланная чаша,
Но он не миновал креста.
И страждет память наша.
4
Уже в степи дымил завод
Почти семнадцать лет.
Петру же было в этот год
Всего пятнадцать лет.
Забылись нары, был и хлеб,
Окончилась война.
Сполна хватила лихолет
Рабочая страна.
Но и работала в поту
В селеньях, в городах
В послевоенную страду
За совесть и за страх.
К исходу шёл сорок седьмой
К исходу повесть наша...
С горячей жижею стальной
Перевернулась чаша.
И Петя сгинул в том огне,
В огне сгорел Григорий.
А чья вина — судить не мне,
Когда такое горе