1.
Так и стоишь на осенней площадке
для выбиванья ковров.
Так и забыл, что хотел купить
- или просто выбрасывал мусор.
Трогаешь добрые морды
сырых деревянных бобров.
Ножка гриба над песочницей
Выполнена из бруса.
Выполнен ты из мяса,
кости, хитина, гноя.
Ветер в ветвях разнёс
помещение детского штаба.
Мимо прошелестело
солнечное, родное.
Мимо и до весны.
Не поймал, так вдохни хотя бы.
2.
Cкоро, радуюсь тихо, зима, чёрная с синим:
Вместо пёстрых шуршащих дерев -- строгость и ясность линий
пятиэтажек и проводов. И глубокая заморозка
тоже вдруг расшуршавшегося красно-жёлто-зелёным мозга.
Можно будет целыми днями просто работать,
На де_дасте расстреливать юношей по субботам,
В воскресенья гулять по району; тихо с горки по льду скользя,
про себя повторять:
"некоторые вещи нельзя,
некоторые вещи нельзя,
(некоторые вещи нельзя)"
3.
Деревянная бабушка во дворе девятиэтажки,
деревянный дедушка во дворе девятиэтажки,
покосившийся срубовый терем
с коньком на крыше.
(Кто там серый, с-под снега вылез, лежит в овражке?
У кого и зачем такие белые зубы?
и зачем ему, серому, щас-то такие зубы?
В феврале занырнул под снег,
в апреле оттаял, вышел.
Все кормящие бабушки кончились летом; не согрели тёплые трубы).
Деревянные бабушка с дедушкой смотрят в небо.
Серебрянкой и суриком смотрят в сырое небо.
А у дедушки, кстати, в лоб
ввинчено два шурупа.
я не знаю, кому и зачем это нужно, меня там не было, бейба.
Но посмотришь деду в глаза и шумит над рекой дубрава
и в Путивле стяги, и кони в степях, и героям слава.
(Все и так вроде в курсе,
и даже спрашивать глупо,
но зачем тут ещё и пенёк, выкрашенный кровавым?)
4.
Сумерки в поле полыни за микрорайоном,
там, где бетонные плиты посередине.
(запах костра -- пенопласта и пакли палёной,
запах растёртой в ладонях тёплой полыни).
десять тропинок в полыни, у каждой тропинки
десять историй, известных всему массиву.
сумерки завершились. Над головами
столбики окон кухонь. Ага, красиво.
'Вова, домой!' А не хочется. Тут интересней.
Дома припашут ещё к заготовке солений.
(Небо и ветер и радость, как в песне, как в песне.
И засыпаешь, и пахнут полынью колени).
5.
Вот люди в исподнем в кухонных окнах
то сядут за стол,
то посуду помоют,
То шкафчик откроют и смотрят недвижно,
что там лежит внутри.
По лицам заметно, что люди в исподнем
тоненько тихонько воют.
Ну воют и ладно,
воют и ладно.
Ты за них говори.
Но стоит ли нам пожалеть того,
кто сам себя не жалеет,
Кто плавает в жёлтом кухонном свете,
прячется в белом теле?
Кто тычет печальную мордочку в банки,
заполненные бакалеей?
Попробуй придумать, что эти люди
Сказали бы,
если б хотели.
6 корп.1
А ничего и не надо из этого,
кто нас теперь заставит –
музыку не обязательно слушать
альбомами, по порядку.
Фильм недосмотренный можно стереть
И не катать на болванку,
И простыню ни к чему стелить
Как-то особенно гладко.
Хочешь смотреть в окошко –
в фортку тупи и висни.
Ёлку можно держать
хоть до нового Нового года.
Надо ж, в каких потаённых
И потненьких складках жизни
Прячется и находится
наша свобода.
6 корп.2
Слишком много свободы, нахрен мне столько, зая?
Слишком ты нежно меня
Привязываешь к батарее.
вот и ремень твой брючный с кисти моей сползает.
– Слабо вяжу, я вижу. Может, уже старею.
6 корп.3
От “Биосинтеза” изредка
тянет пенициллином.
Так биомасса разумная
Стонет в огромном баке.
А в потаённых пазухах
у теплотрассы длинной
орды клопов-солдатиков
Строятся в цифры и знаки.
6 корп.4
Вот нам и справки об окончании
Двадцать второго класса.
Вот нам конфета «Цитрон» из подарка
И мандарина долька.
Вот мы выходим из дома, видишь,
В скверик у теплотрассы.
Сколько свободы, на все четыре,
Нам и не нужно столько.
Девочку в жёваном шёлковом
галстуке рыже-алом,
Мальчика с синей пастой на пальцах,
самого слабого в классе –
белою стеклотканью, белым коаксиалом
крепче нас надо было
приматывать к теплотрассе.