Вагон, купе, и в нём
Поодиночке, но вдвоём
Мы полустанок ждём.
То голоса, то детский плачь,
То разговор пустопорожний…
Несётся поезд вскачь
Как конь хромой по бездорожью.
А по вагону проводник
тщедушнейший старик
с лицом из запредельного инферно,
побитым оспою наверно,
всем предлагает сладкий чай.
А сам по некоему праву,
как будто невзначай,
кладёт в него отраву.
Но неприметен этот трюк:
движенье ловких рук,
гаданьё в чет или не чет,
уж тут как повезет.
Вперёд! Вперёд! Вперёд!
Гудят колёса, шпалы гнут…
И ведь кому-то это надо,
Что пассажиры чай свой пьют,
Не замечая горечь яда.
А за окном ни ночь, ни день,
одна непроницаемая темь.
Лишь иногда сполохи света
взрывают непроглядность эту.
И виден делается храм
мечеть вдали и синагога,
а к ним нечеткая дорога,
как непонятный стих,
петляя, огибает их.
Вот кто-то от движения устал,
у выхода на волю встал,
на миг на поручнях повис,
но обессилел и сорвался вниз,
и полетел… И только его крик
потом в ушах звучал.
Но невозмутим был проводник,
он нас не замечал.
И было подойти неловко,
спросить, когда же остановка?
Однако мысль услышал он
ответил с нею в унисон:
Вы словно новобранцы,
хотя давно уж тут…
У поезда нет станций
а есть прибытия лишь пункт.