АЛЕКСАНДР ЗАГОРУЛЬКО
СМЫСЛ
Стихи
* * *
Залейся по горло в случайной харчевне,
Короткая память — игрушечный щит,
И совесть порою — как сторож в деревне:
Увидит, услышит, запомнит… смолчит.
Да голос подаст неуклюже, не к месту,
Средь хлеба и зрелищ у всех на виду.
Ох, дядька хитёр, коль не лестью, а местью,
Как червь, тебя точит себе на беду.
И будет он проклят тобой беспощадно
До хрипа и клёкота кровной вражды.
Но в том-то и соль, что сквозь кашель надсадный
Не вымолвить слова чистейшей воды!
* * *
В бессрочных покаяньях и моленьях
Судьбы благообразной не прошу.
Я не люблю коленопреклоненья,
Поэтому я гимнов не пишу.
Как грамоту охранного закона
Я слово в сердце искреннем ношу.
Мне стыдно любомудрствовать у трона,
Поэтому я гимнов не пишу.
«Во имя» не тождественно «В угоду»,
Менять на шкуру кожу не спешу.
Я обречен на совесть и свободу,
Поэтому я гимнов не пишу!
* * *
Всё вкривь да вкось,
Не в лад да врозь,
Не с той, увы, руки,
Не в глаз, а в бровь,
Когда любовь
Любови вопреки.
* * *
Дата рождения человека соответствует
не только знаку Зодиака,
но и определенной планете.
Вечность в кармане, да кратки свиданья
Что на Поллуксе, что на Арктуре.
Имя любви на ветрах мирозданья:
Дева — Меркурий! Дева — Меркурий!
Прошлые клятвы, чьи-то ошибки —
Сбой в недоступной клавиатуре.
Звездный пароль твоих рук и улыбки:
Дева — Меркурий! Дева — Меркурий!
Даже когда надо мной пронесутся
Ангелы ада в огненной буре,
Наши сердца воедино сольются:
Дева — Меркурий! Дева — Меркурий!
* * *
Я боюсь тебя коснуться,
Лунный свет в моем окне.
Стоит только дотянуться —
Ты растаешь в тишине.
И тогда ни Царь, ни Будда
Не помогут — вот беда!
Дай хоть миг с тобой побуду —
Глядь, останусь навсегда.
Из огня-воды нежданно —
В хороводы медных труб!
Всё вокруг непостоянно,
Кроме рук твоих и губ!
Для чего ж стоять в сторонке,
Если поезд на ходу?
Я бегу за ним вдогонку,
Не боюсь, что упаду…
***
Он чувствует нами, и любит, и плачет, и ждет,
Он мучает совесть безмерной вселенскою ночью.
Мы — боль или радость, забвенье, удача, просчет,
Мы — то, чем Он дышит и, чувствуя, видит воочию.
Я призван любить для того, чтобы Он был любим
Другой, бесконечной в своем одиночестве сутью.
Он с нами — как с правдой, как с ложью: один на один.
Он — наш судия. Мы — Его неподкупные судьи.
Мы — клеточки счастья, надежды, любви и добра,
Всесильны в раю и бессильны пред адскою твердью.
Мы — то, что смогли уловить и постигнуть вчера,
За все наши годы и дни перед здешнею смертью!
* * *
Взбежав по ступеням
Стремительно тающей ночи
К рассветным зарницам,
К восходу и новому дню,
Коснусь твоих губ,
Поцелую прикрытые очи,
Как путник усталый
Ладонь протянувший к огню.
И ткань лепестка
Твоей вздрогнувшей трепетной кожи
Ответит теплом,
Отзовется мгновенным огнем,
И царственным станет
Любовное смятое ложе,
И сбудется все,
Что в ночи нам приснилось на нем.
И жизнь пробежит
По затекшим и замершим жилам,
И током промчится
От гулкого сердца к вискам,
И всё, чего ждал,
Чем на этой земле дорожил я,
Как дань за свободу
К твоим возложу я ногам!
ПОЭТ И ЦАРЬ
1
Отшельник на улице грез,
Он тем-то властям и удобен,
Что Мастер аморфен до слез,
А Дьявол на диво подробен.
2
Кривляться, юлить и скулить,
Упрятав гордыню в сутулость…
Когда б не желание жить,
Бумаги перо б не коснулось.
Гниенье души… Не смердит,
Вот разве калечит немножко.
Хозяин на кошку сердит —
И ластится смирная кошка.
Властитель судьбы, господин —
Как соль на запекшейся ране.
Но кто-то найдется один,
Кто скрючится фигой в кармане,
Кому — что вода, что огонь,
Что пуля в висок, что оковы,
Кто выплюнет с кровью: «Не тронь
Мое драгоценное слово!»
* * *
Коварная горечь отравы
В бокале всегда под рукой.
Я болен желанием славы,
Как страждущий нищий – цингой.
Меня поманили зарницы
И запах лавровый венца,
Но смотрят пустые глазницы
Печально в начало конца.
Свеча без остатка сгорает,
И дивная даль не видна.
Когда же меня покарает
Своею наградой страна?
И я, приручен и обласкан,
Шатаясь, пойду сквозь века
С медалью, украсившей лацкан,
Как пьяница из кабака.
И кто-то, с кем вместе кутили,
Окликнет из пропасти лет:
«Смотри-ка! Опять наградили!
А жалко — хороший поэт!»
* * *
Что в женщине — платье,
Походка да кокон волос?
Изгибы фигуры —
Земных ипостасей явленье?
Извечная мука,
Извечный адамов вопрос:
Чем женщина манит?
В чём фокус ее притяженья?
За ширмой раскрасок,
За тонкой вуалью судьбы
Ее красота —
Безупречная роспись Рублёва,
Как петли узоров
Тончайшей, нежнейшей резьбы
По золоту сердца —
На вес бескорыстного слова.
* * *
Оно всего верней —
Всё в душу, в цель да впрок.
Где нет ненужных дней,
Там нет недужных строк.
Валит ли белый снег,
Ясна ль к утру заря,
Где нет любовных нег,
Там ночь промчалась зря.
Ретив крылатый конь,
И ярок слова свет.
Кого не сжёг огонь,
Тому спасенья нет.
Из мелочных обид
Веночек не сплести.
Кому не ведом стыд,
У чести не в чести.
Свята вода-купель,
Да несмываем грех.
Сменяет март апрель,
Любовь — одна на всех!
* * *
В нелепом грехе первородства
Вот-вот захлебнется страна,
Ведь адская дурь превосходства
Одних над другими — страшна.
Гордынные склоки да свары,
Как вирус лишайный, вредны.
Кому-то милей шаровары,
Кому-то для сраму — штаны.
Но если в седалище шило
И глупость дырою в башке,
И тянет последние жилы
Из вас это шило в мешке,
Тогда - хоть рогаликом сдобным,
Хоть жирным борщом с бузиной -
Клянитесь в любви чем угодно,
Но только не нашей страной!
* * *
Я изберу себе для встреч
Друзей изысканных и добрых,
Чтобы в кругу себе подобных
Они могли меня сберечь.
Я призову к любви своей
Тех женщин, что, не отрекаясь,
Смогли б, к бессмертью прикасаясь,
Меня продлить среди людей.
Я всем сомненьям вопреки,
Наперекор молве и слухам
Спою всем тем, кто светел духом…
И пусть повымрут дураки!
* * *
О, быть любимым — сложная игра!
На жизнь таких ролей — одна едва ли.
Когда б такие каждому давали,
Бессонницу прогнали б со двора.
Но быть любимым — горькое питьё!
Коль ты любим, гони взашей притворство.
Любовь лелеют удаль и упорство,
А убивает сладкое житьё.
О, быть любимым — хворь наверняка!
Здесь всё всерьёз. Но может приключиться:
Чтоб от неё до срока излечиться,
Достаточно бывает пустяка!
* * *
Отодвинешь утром занавеску,
Ходики поправишь на стене
И опять в свою вернешься фреску
Ты, с небес сошедшая ко мне.
Точки нет в конце повествованья.
Сколько лепестков ни оторви,
Смысл моего существованья —
Форма выражения любви!
МЕЗАЛЬЯНС
Кто шутит с любовью — играет с огнем.
Шуту — на треух колокольцы.
Кто видит в ночи, слепнет солнечным днем,
Даря обручальные кольца.
Потеет манишка, топорщится фрак,
Фата — заказной наголовник.
Спешит под венец постаревший дурак —
Сиятельный в меру полковник.
За стенами храма, неброско одет,
Глотая мальчишечьи слезы,
Невесту встречает печальный корнет
И дарит ей пышные розы…
* * *
Искрит в мозгах от свар и сумм.
Поэт не стал глупей и мельче,
Он, как всегда, — властитель дум.
Здесь просто думать стали меньше!
* * *
Однажды, оторвавши ото дна,
Где муть да ил, да слов никчемных шелест,
Меня взнесёт огромная волна,
Как рыбу, восходящую на нерест,
К моим порогам в горном хрустале,
Откуда родом все мои наитья,
Где бьет родник, упрятанный в скале,
И смысл иной имеют все событья.
Туда уйду в безмерной тишине,
Раздав, как сонмы солнечных икринок,
Сто тысяч слов, родившихся во мне,
Сто тысяч сердце ранивших дождинок.
Волшебный ток чистейших в мире струй
Мне как питье дарован свыше дважды —
Как в день рожденья смертный поцелуй
Для утоленья неизбывной жажды!
* * *
Нет, наверное, большей напасти,
Чем почуять к вечерней заре
Аритмию мерцающей страсти,
Как октябрьский свет на дворе.
Потускневшие нимбы обманны,
Как лишенные смысла слова,
И с небес вместо радостной манны
Сыплет градом людская молва.
Умирает, в тоске иссякает
Мой родник у малиновых скал,
Что по жизни - от края до края -
Не пронес, не сберег, расплескал.
Жизнь отмерила адскую меру
На исходе положенных дней:
То, что принято было на веру,
Верой нынче не стало моей.
Дорога для брильянта оправа:
Глядь — алмаз обернулся углём.
Это самая жалкая слава —
Над глупцами сидеть королем!
Пораженья, падения, взлеты…
Грянул гений и канул таков.
Нет постыднее в мире работы,
Чем водить за собой дураков.
Обернулась неволею воля,
Завтра переросло во вчера,
Остается завидная доля:
Мир наполнить словами добра!
* * *
Наяву ли, в бреду ли — спросонок
Станет грешнику невмоготу.
И, очнувшись, душа, как ребенок,
Осознает свою наготу.
Ни броня, ни кольчуга, ни латы,
Ни прощенья живое питьё
Не спасут от грядущей расплаты
За бесстыдное — в сути — житьё.
И такое тогда приключится —
В тот же срок, в тот же день, в тот же час,
Что не сможет душа перебиться,
Будто нищенка, с хлеба на квас.
Ей подай благородные яства,
Лучших вин неповт;ренный вкус,
Бескорыстную дружбу и братство,
Двух сердец безоглядных союз.
Ей пустых сожалений — что снега
Летней ночью при полной луне:
Задохнется от тщетного бега
И затихнет, забывшись во сне.
* * *
Умру, усохну, отпаду
От животворных соков счастья,
Когда внезапно на беду
Любовь рассыплется на части.
Так из осколков хрусталя
Не склеить вновь чудесный кубок,
И сетью трещин, как земля,
Начнут растрескиваться губы.
Всё разменяем по рублю
И разбежимся врозь врагами,
Когда тебя я разлюблю
И в пыль сотрусь под сапогами.
* * *
Когда ласкательная блажь,
Как русло, заполняет жилы,
В нас засыпает чуткий страж
И мы обманчивостью живы.
Мы пребываем в похвальбе,
Как в первобытном поднебесье,
И в пику горестной судьбе
Поём восторженные песни.
В краю овеществлённых грёз,
Под славословие тем паче,
Мы утешаемся до слёз
Своей пигмейскою удачей
И, просыпаясь по утрам,
В самих себе души не чаем.
А счастье бродит по дворам
И нас в упор не замечает.
* * *
Перед ревущей оравой
Сникли друзей голоса.
Ловим авоськой дырявой
Дружбу в свои паруса.
Мчимся в погоне за славой —
Мимо - озера, леса.
Ловим авоськой дырявой
Ветер в свои паруса.
Вытекут гнойною лавой
Склока да ложь за глаза.
Ловим авоськой дырявой
Правду в свои паруса.
Тем, кто прошел сквозь потраву,
Свет да любовь — в небеса!
Ловим авоськой дырявой
Счастье в свои паруса.
В полдень ли, ночью ль кровавой
Жизни — на четверть часа.
Что ж мы авоськой дырявой
Ловим в свои паруса?
НОКТЮРН «КОКТЕБЕЛЬ»
«Открылась бездна…»
М. Ломоносов
Бездна бездомна, безмерна, беспечна,
Так бесподобна и так безупречна!
Бездна бессмысленна, бездна бедна,
Бездна бесстрастна, безмолвна, бледна.
Бездна божественна, бездна бездарна,
Бездна безжалостна, бездна бесправна.
Бездна бескровна, бездна безлика,
Ей никогда не охрипнуть от крика.
Ей не потребно вина или хлеба,
Лишь бы все в бездне видели небо!
МЕТАМОРФОЗА ВОЗРАСТА
Когда, как грозная картечь,
Минуют юный разум грезы,
Стих может тайно перетечь
В чарующую прелесть прозы.
И прежде томный, тонкий тон
Вдруг зазвучит разноголосьем.
Не так ли в поле тихий звон
Рождают зрелые колосья?
И чувств неведомых досель
Проступят нежные оттенки,
Как осмелевшая капель,
Как тень капели на простенке.
И в черно-белый мир гравюр
Живыми соками блаженства
Сквозь нежный древний кракелюр
Вольются краски совершенства.
* * *
Быть может, средь земных крамол
Всего страшней одна крамола,
Что злее всех возможных зол,
Опасней ссылки и престола.
О, это адский женский грех —
Жить взаперти, в скорлупке тела,
Сокрыв свой сад вдали от всех
За гранью дальнего предела,
Где в жажде чахнут деревца
Такой возвышенной породы,
Что задыхаются сердца,
Не зная воздуха свободы;
Жить, не рассыпав семена
И плод во чреве не лелея,
Не пробудившись ото сна
От поцелуя Елисея
И без любви окаменев,
Не распознав в душе страданья!
Самозабвенье старых дев —
Унылый облик увяданья.
* * *
А когда я любить научусь,
Отделив зерна правды от фальши,
Я обратно на небо вернусь
Точно в срок свой — не позже, не раньше.
И простит мя на смертной меже
Мое дряхлое бренное тело:
Я всё больше болел о душе,
Предавая его то и дело.
И тогда, уже еле дыша,
Я пойму, что наука приспела:
Ничего не познает душа
Без тоски согрешившего тела.
* * *
Мой дорогой, мой ветреный, мой милый,
Мой безрассудный баловень судьбы,
Не сомневайся: мне достанет силы
Любить тебя в пылу твоей борьбы.
Пока в тебе вовсю бушуют грозы
И молнии столкнувшихся стихий,
Я буду молча жить, глотая слезы,
Замаливая адские грехи.
В твоих ночных полетах я бессильна
Меж звезд парить с тобою наравне.
Но если воск в твоих растает крыльях,
О, мой Икар, ты вспомнишь обо мне!
И я перед тобою онемею
И преклоню, покорная, главу.
Но будь всегда уверен: я сумею
Вновь натянуть на луке тетиву
И сердцу приказать, изнемогая:
«Не бейся в такт беде, не прекословь!»
Перед тобой — душа моя нагая,
У ног твоих — безмерная любовь.
Беги, лети, спеши, мой ангел милый,
Мой безрассудный баловень судьбы.
Я так слаба, но мне достанет силы
Любить тебя в пылу твоей борьбы!
* * *
Кильватер прощенья
В преддверье беды —
Как росчерк крещенья
На срезе воды.
* * *
А пуля просвистит,
Беря нас на испуг,
Зато Господь простит
В нас неразумных слуг.
Мы суетны меж тем,
Что — выход и что — вход.
Иной глашатай — нем,
Иной Нарцисс — урод.
Грядущий поворот —
Как хрупкий снежный наст:
Авось да повезёт,
И друг нас не продаст!
А если тяжек путь
И сил — на волоске,
А если не вздохнуть
И боль горит в виске,
Всего одна гроза —
И снова сух песок,
И женская слеза
Нам охладит висок.
* * *
Ни сна нам не будет, ни славы,
Хоть сколько «во имя» пляши,
Пока по просторам державы
Ползут мародёры души.
Откинута крышка у гроба,
Очищен карман мертвеца,
И жрёт, ненасытна, утроба
Великую память отца.
Историк в узлах геморроя
Возводит вчерашних «эсэс»
В небесные ранги героев
Со «шмайсером» наперевес.
И, тщетно обмерив останки,
Намерений полон благих,
Сошьет для одних вышиванки,
Оставив нагими других.
Как рыбу на нересте, глушат
В нас совесть — до самого дна.
Пока мародёрствуют в душах,
Не кончится наша война!
* * *
Я видел, как в ночи проходит
По дому призрак, царь теней,
И душу в сторону отводит,
И что-то долго шепчет ей.
И та, нежна, дрожит и плачет,
Печальна, но всегда светла,
И от меня, тревожась, прячет,
Что ей поведал демон зла.
И с ядом, что в бокал подмешан,
Ей достаётся ложь-трава,
И я до той поры безгрешен,
Пока душа во мне жива!
ЗЛАЯ ЭПИГРАММА
Есть много странностей, в которых
Ты, друг мой, славно преуспел.
Ты, например, в деньгах провора,
Зато в науках — не у дел.
Ещё, догадливый проныра,
Ты — как прошедший масло нож:
В любые затыкаем дыры,
Поскольку даже в ж… вхож.
* * *
Я истязал себя до пота,
До дрожи сердца и ума.
Рядилась прихотью работа,
Дворцом мерещилась тюрьма.
Я заклинал: «За что мне мука
Жить со строптивым смыслом врозь,
Что с адской милостью бамбука
Пронзают душу мне насквозь?»
Когда же долг отдал влеченью
И стало пусто у костра,
Жизнь обошлась нравоученьем,
Как шут безжалостный, остра!
* * *
Когда человеки, натешивши плоть,
Дерзнули пронзить небосклон,
Безумству толпы ужаснулся Господь
И рухнул во прах Вавилон.
Когда из меня вырывают язык
И Слово крадут из груди,
В усталое сердце вонзается штык,
И нет ничего впереди.
Последний окопчик, последний редут,
Лишь смерти за ним забытьё.
Падут Вавилоны и троны падут —
Останется Слово моё!
* * *
Всё будет тщетно: вёсны, сны,
Забавы гнева и свободы,
И веки от любви красны,
И голос глуше год от года;
Всё будет прахом: долг и честь,
И любование лакейством,
Наивный страх, слепая месть,
И возвышение плебейством;
Всё будет даром: бой и плен,
Сервантес, Данте, озаренье,
Слезоточивость пышных стен,
Кумира самосотворенье,
Пока в запале на беду
В кромешной мгле последних хижин
Не скажет женщина в бреду:
«Я вас люблю и… ненавижу!»
Тогда, раскрыв своё лицо,
Навскидку рок десятку выбьет
И, как гранатное кольцо,
Из вас пустое сердце вырвет.
* * *
Вертись, вертись, гончарный круг,
Людских судеб коловращенье,
Стремленье дум — уменье рук
Души полуночной волненье.
Для всякой влаги — свой сосуд.
Для браги — грубая работа,
Куда нальют и страх, и блуд,
И горечь страха до блевоты.
Для дружб и клятв, что на века, —
Бездонный рог да пинта эля.
Пей до последнего глотка
И во хмелю мели, Емеля!
Ох, мал мерзавчик для вранья!
Лей в ендову до края гостю!
Стакан – для криков воронья
На обесславленном погосте.
А эта приторная сласть -
Лишь с виду мёд, да сраму гаже.
А вот ритон, в котором власть
И пара родин на продажу?
Для чаш заздравных — в янтаре
Узор беспечного пошива.
Для храбрых — чернь на серебре,
Да это — Бог с ним! Быть бы живу!
Хрустальный кубок — гимн любви,
Свершеньям славным, делу чести,
А череп — клятва на крови
И утоленье жажды мести…
Не спи, гончар! Не медный грош
Тебе оплата и оправа.
Что сделал, из того и пьешь,
Там жизнь и смерть, покой и слава!
* * *
Струны вечерние,
Пение нежное,
Думы плачевные,
Сердце безбрежное.
Даром не просится —
Ночью не чается.
Всё, что не по сердцу,
Не получается.
Жизнь — крестословица,
Храбрая смертница.
Где бестолковица,
Там и не верится.
Неотразимые
Губки умаслены,
Зреет озимыми
В горле напраслина.
Тучки сгущаются,
Мил не голубится.
Как не прощается,
Так и не любится…
Канун
А завтра вовсю зазвенят благовесты,
Вскипит, содрогаясь, церковная медь,
И вдруг заболит моя совесть не к месту,
Как юная дева — с оглядкой на смерть.
И ринутся в бой бессловесные рати
Сомнений и страхов в предутренней мгле,
И мне никаких оправданий не хватит
Для скорого счастья на этой земле.
* * *
Меня не осталось: ни слова, ни жеста,
Ни строчки в помине, ни взгляда во сне.
Свободно и свято подлунное место,
Другим достаётся что чудилось — мне.
Я выпит до дна, я сгорел без остатка,
Транжира и мот дарований и лет.
Так валятся с ног, надорвавшись с устатку,
В свой миг появившись младенцем на свет.
За что с нами так безнадежно, безбожно?
Едва под ногами нащупалась твердь,
Как рвется ритмичная венка под кожей
И в жилы вползает тягучая смерть.
И как теперь быть, мой лукавый возница?
Кричу: «Тормози!», прикрывая глаза.
Жизнь мчится к концу, не спешит тормозиться,
Как будто палач подпилил тормоза.
* * *
Человек озяб до дрожи.
На прощальном рубеже
Он расстёгивает кожу
На обветренной душе.
На груди раскрывши дверцу,
Лихорадкою горя,
Он берёт оттуда сердце,
Как из клетки снегиря.
И, совсем не чуя боли,
Ни к чему не милосерд,
Запечатывает волю
В засургученный конверт.
Бредит он, прикрывши очи:
«Ах, какая благодать!
Всем вокруг — спокойной ночи!»,
И ложится помирать…
* * *
Мне больно, я плачу: «Я больше не буду
Сжигать без любви свою душу дотла!»
Но кто-то вонзает, как в куколку вуду,
В мое отраженье иголочки зла.
И в тайне мечтает: «Сломать бы! Согнуть бы!»,
И шепчет завистливо: «Так тебе! На!»
Я тычусь бездарно в обличья и судьбы, —
Блистают улыбки, а суть не видна.
Вот-вот – и подцепят безжалостным бреднем,
В заложники, чую, вот-вот заберут.
Ах, взять бы мелок да себя обезвредить
И круг очертить, как от панночки — Брут!
Но вот что безумно, трагично и странно:
Я с ужасом вижу, теряя покой,
Что самой любимой кровавые раны
Нанес я на сердце своею рукой!
ПОДРАЖАНИЕ БОСХУ
И всё-таки по сердцу режут и режут
Невидимой сталью засаленных слов.
Визгливая песня, а слышится скрежет,
Как будто ножовкою пилят любовь.
Так делят добычу — с азартом и хрустом,
С вонзанием лезвий в горячую плоть.
И валится раненный насмерть на бруствер,
Вздохнув напоследок: «Да где ж ты, Господь?»
Нельзя от любви откромсать половину!
Не Божьего смысла такие дела!
Но режет слепой акушер пуповину:
И плод вышел мёртвым, и мать померла!
* * *
Окончены все разговоры.
Пора, дорогая! Прощай!
Вся жизнь — это долгие сборы
К отъезду в неведомый край.
Забудем земные повадки,
Оценим былые дела.
Здесь, право, случалось несладко,
Там — вдосталь любви и тепла!
Нелепа погоня за счастьем,
Какому не знаешь цены.
Там все наши страхи и страсти,
Как детские игры, смешны.
В чем были и не были правы
Отринем, как лесть и хулу,
А денежки крови и славы —
Лишь ржавая рухлядь в углу.
Я взял бы с собой, чтоб прославить,
Стихи, что пылятся в столе,
Да нужно ж хоть что-то оставить
На этой прекрасной земле!
* * *
Ох, печали неутолимые —
Голос рвётся, как сталь струны!
Не оправдывайтесь, любимые!
Оправдание — знак вины.
Между елями да березами -
Сухостой да разрыв-трава.
Не пытайте себя вопросами!
Не права молва! Не права!
Чтоб огни в душе не погасли, вы
Защищайтесь, но только не
Опускайтесь до злой напраслины —
Унижение не в цене!
СМЕРТНИК
На сердце — предчувствие казни,
И голос надменный осип,
И кружит в небесном соблазне
Высокою музыкой сип*.
Шагами беду не измерить,
Улыбка сползает с лица.
Как хочется верить и верить
В любовь без границ и конца!
Безмолвны бетонные плиты,
За дверью — брюзжанье ключей.
Знать, ниточка долгая свита
Из всех моих дней и ночей.
Её мой неведомый крестник
Приладит к игле в суете
И вышьет заведомый крестик
На вечном вселенском холсте.
* Белоголовый сип (Gyps fulvus Habl.) — редкая птица семейства
ястребиных; обитает в горном Крыму; занесен в Красную книгу Украины.
Менталитет
Порой, охрипнув от вранья,
Кукожусь я до дрожи:
На мне холопья чешуя,
Испуганная кожа.
Мне тошен окрик поутру:
«Хватай да не запаздывай!»,
Знать, я — тряпица на ветру,
Я — камешек за пазухой.
Меня хоть оторви да брось,
Я мыслю не державно.
Я буду вкривь, я стану вкось,
Но отслужу исправно.
А если нищ, а если наг,
Я преданней дворняги.
Я власти — раб, свободе — враг,
Я — чистый лист бумаги.
* * *
Настойкою календулы
Не вылечить на спор
Страх в чашечках коленных,
Как будто там фарфор —
Тончайшая работа,
Изящная резьба…
Отлипнет позолота —
Останется судьба!
Стихи полнолуния
Все просто, как древние счеты абак*.
Границы познанья — прокрустово ложе:
Поймавший великую рыбу рыбак
Сдирает с нее серебристую кожу.
И сыплется на пол чешуйчатый град,
Как блестки из рук на ночном маскараде,
И ушлый рыбак до безумия рад,
Что будет за это представлен к награде.
Вот наша добыча, вот жалкий улов!
Мы точим, как нож, бесконечные лясы.
Потоки пустых и напыщенных слов,
В конечном итоге — ни рыбы, ни мяса.
Наденешь ли смокинг, напялишь ли фрак,
В любом из отпущенных Богом столетий
Всё просто, как древние счеты абак:
Один плюс одна — получается третий.
* Абак [ греч. abах (abakos), лат. abascus] — доска, разделённая на полосы,
по которым передвигались камешки или кости; применялась
для арифметических вычислений в Древней Греции и Риме, а
затем и в Западной Европе.
* * *
А вокруг образ;… Сколько ;бразов сразу:
Кто — со свечкой в руке, кто — с привычной мольбой.
Каждый шепчет свою сокровенную фразу,
А выходит, что все — со своею судьбой.
И не стыдно просить своим скудным умишком:
«Защити да спаси! Образумь да наставь!» —
Только шарят глаза, как слепые воришки…
Знать бы, чт; за душою, да… Боже, избавь!
* * *
О, как желал бы я туда —
К тем родникам и тем истокам,
Где после тяжкого труда
В душе волшебная истома!
К той неподкупной глубине,
Где всё людское зло бессильно,
Где власть над миром не в цене,
Поскольку не любвеобильна,
Где все слова имеют вес,
Где так прекраснодушны песни,
Что отпускают нас с небес
И поднимают в поднебесье!
Не доживу, не допою,
Вне сожалений — не успею…
И всё же я на том стою
И по-другому не умею!
* * *
Как тяжко не бренны оковы!
Сейчас и столетья спустя
Так трудно рождается слово,
Как будто в страданьях — дитя!
Сосулька, упавшая с крыши,
Взорвётся в нежнейшей ночи…
Никто ничего не услышит,
Хоть адовым криком кричи!
* * *
Вглядитесь, вглядитесь
В мои амальгамы!*
В них жизней и судеб
Сложнейший узор.
А если в стихах
Нет пронзительной драмы,
Плохой я зеркальщик…
Позор мне!
Позор!
* Амальгама (ср.-век. лат. amalgama — сплав) — сплав ртути с другим металлом. Амальгаму используют при золочении металлических изделий, в производстве зеркал.
* * *
Ни в срок свой,
Ни после заветного срока,
Наивна, беспечна,
Чиста и светла,
Звезда, заплутавшая
В зарослях дрока,
С другими на небо,
Увы, не взошла.
Она, как и я,
Вырываясь из клетки
Мучительно нудных,
Размеренных дней,
Бессильно цеплялась
За жесткие ветки,
Роняя на землю
Осколки лучей.
В ней юное сердце
Неистово билось,
И мне выжгло очи
Холодным огнем.
Она так безумно
На небо стремилась,
Ничуть не страшась
Затеряться на нем!
Но тяжко безмерно
Земли притяженье!
Недаром листва
Опадает в садах,
Недаром высоких
Небес отраженье
Под ветром дрожит
От испуга в прудах.
И ночь захлебнулась
Чахоточной грудью,
Как нищий, хлебнувший
Тайком коньячка.
Но кто-то раздвинул
Железные прутья
И к Божьему лику
Поднес светлячка.
И вспыхнули очи,
И всё озарилось,
И свет разлился
По окрестным местам,
И шёпот: «Свершилось!
Скажите на милость!» —
Пронесся в ночи
По зацветшим кустам.
* * *
Ей всё миновать:
И забвенье, и казни,
И тонны бумаг
На пустые слова.
Поэзия — мука,
Поэзия — праздник.
Мы умерли даром,
А дева — жива!
Длинна, коротка ль
Предстоит ей дорога,
Она доберётся
В любые концы.
Ей — судьбы вершить
От бродяги до Бога,
Ей — рушить эпохи
И строить дворцы!
* * *
Тогда придет освобожденье
Всё искупившему рабу,
Когда по высшему веленью
Со Слова снимется табу!
* * *
Не оторвав от уст уста,
В конце концов окаменею.
Жизнь удивительно проста:
Я не любить тебя не смею!
Напрасен искрометный век,
Что в сытой ясности растрачен.
Всему итогом: человек
Жить вне любви не предназначен.
* * *
А счастье всегда иллюзорно
В силках золотого тельца,
Но власть уже тем и позорна,
Что в каждом предвидит лжеца.
С упорством библейского змея,
Раздав медяки голытьбе,
Она среди всех ротозеев
Отыщет подобных себе.
Потрафит наивной улыбе,
Но тут же, сломавши гармонь,
Вдруг вывернет руки на дыбе,
И в сердце загасит огонь.
Портняжка с прокрустовой меркой,
Всё вымеряв наверняка,
Состарится, как табакерка
С мошной на понюх табака.
* * *
Себя растратить во тщете
И горько плакать без утайки —
Лишь гениальной нищете
Доступна гордость попрошайки.
Порой сам черт ему не брат,
Талант народу неподсуден:
Где Моцарт беден — черт богат,
И хороводят с чертом люди.
Не разглядеть в слепой мольбе
Порой нехитрую науку:
Поэт печется о Судьбе,
А не протягивает руку
За подаяньем. Сущий грош
На то и жалкая монета:
За щёку сунешь — не споёшь.
На редкость скверная примета!
* * *
Когда от царёвой любови
Душа трепетать перестала,
Страшнее возжажданной крови
Звучит приговором: «Опала!»
Вчера еще — прелести быта,
Как тенор на сцене «Ла Скала»,
А нынче корыто разбито,
А нынче — опала! Опала!
И муки, как в Дантовом круге,
В улыбках — коварство оскала,
И шепчут вчерашние други
Злорадно: «Опала! Опала!»
И руки любимой разжались
И, дрогнув, опали устало:
«Какая напрасная жалость,
Что не промолчал ты… Опала!»
Но совесть!
Не бьется на части
Ее золотое зерцало.
Какое безмерное счастье,
Какая награда — опала!
* * *
На вершинах всегда одиноко:
Только ветер и холод, и снег.
Долго, страшно, паскудно, жестоко
Проживался отмеренный век.
День за днем, за шажочком шажочек —
Выше, горше, пустыннее, злей.
Всё отточенней формулы строчек,
Всё пронзительней судьбы друзей.
И шутов балаганящих вдоволь —
Был бы добр да сыт господин! —
С Богом всуе, от мира поодаль
И со смертью один на один.
* * *
Когда во мне проснется враг,
Затмивший жаждой мести очи,
Я обреку себя на мрак
Без лун и звёзд во чреве ночи.
Когда упорный весельчак
Покинет гордую обитель,
Во мне закончится смельчак
И безусловный победитель.
Когда во мне найдется трус,
Как рухлядь в затхлости кладовки,
Я от предтечи отрекусь,
Дешевой радуясь обновке.
А верной дружбы лопнет нить,
И клятв заглохнут отголоски.
Я всё равно останусь жить,
Влача судьбы своей обноски.
Когда ж любовь умрет во мне,
Любови новой не ответив,
Я мотыльком сгорю в огне,
Беспечно смерти не заметив.
* * *
Создатель мой, глядящий с неба вниз,
Благословлен Твоим прикосновеньем,
Вот ожил я под легким дуновеньем.
Я — гений Твой? Я — Твой ночной каприз?
О, сколько лет в мученьях Ты не спал,
Из глин моё вылепливая тело!
Я повзрослел, моя пора приспела.
Зачем я здесь? Кем я в итоге стал?
Я ль робкий глас Твоих несметных чад,
Не знающих в своей слепой гордыне,
Зачем вода в ручьях зимою стынет,
И потому живущих наугад?
Я ль сплав любви, предательства, огня,
Виновник бед и раб страстей вчистую?
Хоть для того, чтоб жил я не впустую,
Скажи, Господь: чт; вышло из меня?
* * *
А женщина шепчет: «О, где ты? О, где ты,
Возлюбленный милый? Зачем я одна?»
Муж вышел из дома, и выросли дети,
И кончилось счастье, и ночь холодна.
Морщинки от глаз разбежались лучами,
И капают слезы осколками мук.
Как больно, как странно: вся жизнь за плечами,
А плечи отвыкли от любящих рук…
* * *
День придет, и в означенный, избранный час
Прокричу на весь свет сквозь ненастье:
«Ограни мя любовью, как камень алмаз!
Огради ты меня от напастей!»
Дорогой амулет, талисман, оберег,
Сам защитник, скулю о защите.
Если горести вздуются венами рек,
Мне не вынести мук. Не взыщите!
Сколько в высь ни стремись, звезды падают вниз.
Натянув свою лямку потуже,
Надломлюсь, надорвусь, и… случится осклиз…
Ну кому я тогда буду нужен?
Мир окрест не очнется, кричи не кричи,
Хлеб поляжет, расстрелянный градом.
Свет в окне не погаснет ни днем, ни в ночи.
Это значит, что ты где-то рядом.
* * *
Толпа безмолвных изваяний
Ко мне является в ночи
Под гнетом разочарований,
От сердца вымолив ключи.
Они грядут в немом параде,
Как бы очерчивая круг.
Зачем, зачем, о Бога ради,
Я им понадобился вдруг?
Напомнить вновь о незабвенном,
Что позабылось во тщете?
Или с коварством неизменным
Приговорить меня к беде?
Здесь все: друзья, чьи души святы,
Кого прощаю и люблю,
И лица всех врагов заклятых,
Из-за кого ночей не сплю.
И смотрит женщина печально,
Мне отпуская сладкий грех
Под звоны музыки венчальной.
И я — один, в долгу у всех.
Но наступает утра чудо,
Светлеет горная гряда…
Они приходят ниоткуда,
Они уходят в никуда.
НОЯБРЬ
Потянет дымком… То ль опавшие листья
Напомнят о смерти своей невпопад,
То ль в пепел пожарищ обмакнутой кистью
Слепой подмастерье мазнет наугад.
И, ломаный грош обменявши на сытость,
Вчерашний маэстро с внезапной тоской
Шагнет, как в огонь, в загустевшую сырость,
Мальчишке махнув напоследок рукой.
* * *
Ах, в Киеве — дядька,
Козёл — в огороде,
В руинах — эпоха,
В безмолвье — страна,
А ябеда-мальчик
Всегда на свободе,
Поскольку потребен
Во все времена.
Наушник-сексот
Жрет привычную пайку
И скалит в улыбке
Замасленный рот,
И крутит механик
Без устали гайки,
Пока у народа
Башку не сорвет.
И пряник на блюде —
Кому-то отрада,
И ползать на брюхе —
Кому-то интим.
Мы все поголовно
Постыдное стадо:
Постольку постыдны,
Поскольку молчим.
Кому-то прожить
И бессмертия мало,
И дело кому-то —
Табак да труба.
Есть вещи дороже
Пельмешек и сала:
Любовь и проклятие,
Честь и судьба!
ДИКТАТУРА
Во поле выведут,
шлепнут, как муху,
Жившую вдосталь
на сладком столе,
Чтоб не осталось
ни слуху, ни духу
В памяти скорой,
в сердцах, на земле.
Жаль только, брюхо
к учению глухо.
Из ниоткуда
(верхом на метле?),
Глядь, прилетела
новая муха,
Лапками вязнет
на сладком столе.
ПРАВДА
Как оскоминой, скулы вяжет,
Сухость в горле да дрожь в ногах,
И такая на сердце тяжесть —
Что дуэль на восьми шагах.
И, как в поле шрапнелью, лупят
Бед аж семь да один ответ.
Даже Родину так не любят —
Чтоб до смерти во цвете лет.
Непростая сложилась повесть:
Жаждал дива, да вышел — шиш.
А всего-то спросила совесть:
«Правду вымолвишь? Иль смолчишь?»
* * *
Что остается в хладном мертвеце,
Когда простились с ним живые люди?
Оскал огрызком яблока на блюде —
На сморщенном калачиком лице…
* * *
Есть стыдное сродни кухонной сваре:
Гонять чаи, прихлебывая лесть, -
Как будто на бессовестном базаре
Свою задаром выторговать честь.
Прожить так-сяк, профукав, промурлыкав,
Подделав вид, пробравшись под шумок,
Но не связав, к несчастью, даже лыка,
Не затянув на память узелок…
Вот так в разгар бессмысленного спора
Прошепчет кто-то праведный: «Не трусь!» —
И бросит в душу камешек раздора,
И я, как будто сослепу, споткнусь.
* * *
Какие б в жизни сей
Мне не случились лета,
Застыну ли во льдах,
Сгорю ль дотла в песках,
Всё славно на земле,
Пока играют флейты
И кровь светил — любовь —
Пульсирует в висках!
* * *
В том нет греха —
любить, не разрушая
Ни душу,
ни сложившийся очаг,
И жить, судьбу свою
не искушая
И не верша
ведущий в пропасть шаг.
В том нет греха,
коль сердце пламенеет
В иной любви,
к ее иным словам,
Как сонм планет
к светилам, тяготеет
И, как младенец,
тянется к рукам.
В том нет греха —
из нежных сказок ночи
Воздвигнуть храм
наветам вопреки
И, на заре
устало смежив очи,
Молить простить
сладчайшие грехи!
ОШИБКА
Дальнобойное жало ошибки —
Долго, долго в ушах перезвон,
Будто запросто взял под микитки
И безжалостно вышвырнул вон
Из квартиры в промозглую слякоть
Нашалившего сдуру щенка…
Отчего же так хочется плакать
И повинно немеет рука?
А потом только локти кусаешь
Да печаль челобитную пьешь.
Что простить ему толком не знаешь.
Так, себя не простив, и умрешь.
* * *
Волшебная участь любовного плена:
С цветков золотая слетает пыльца,
У пылких влюбленных в кровь сбиты колени,
А если измена — разбиты сердца.
Но глину обжечь — и фарфор белоснежный
Из адовой печки является в свет,
Так робкий и слабый, но трепетно нежный
Сквозь наст пробивается к нам первоцвет.
И — буйные головы в женских ладонях,
И — бурные судьбы у царственных ног,
Поют колыбельные светлые донны,
И смотрит с небес на возлюбленных Бог!
* * *
Как страх огня, как стыд, как ностальгию,
Не одолеешь сердца нищету.
Удушье Гамлета суть просто аллергия
На вероломство, алчность и тщету.
И путь один: тоскуя, обжигаясь,
Всю жизнь решать один и тот же спор.
Кто б ни грешил — я мучаюсь и каюсь,
Кто б ни солгал — мне будет приговор.
Напрасный труд — лелеять беспокойство
Всем напоказ, как солнце в пике дня.
Лишь у стиха особенное свойство —
Будить в ночи и требовать огня!
* * *
Огнем, зажженным на венчанье,
Ладонь раскрытую обжечь —
С тобою тягостно молчанье,
С тобой невыносима речь.
Мгновенна радость обладанья,
Намек обронен невзначай.
Как ранит душу «До свиданья»!
И дарит ей покой «Прощай».
СТЕНОКАРДИЯ
Ненужною звякнув медалькой,
От страха душа задрожит,
Как будто зловредный метальщик
Бросает мне в сердце ножи.
Оно вдруг заноет так горько,
Забьется неровно, не в такт,
Что кажется: вышел на зорьку,
А вместо восхода — закат.
Я вскину беспомощно руки,
Как пьяный матрос за бортом,
И воздух на диво упругий
Схвачу распахнувшимся ртом.
* * *
В тот нежный миг любовной немоты,
Когда, еще неясным зовам внемля,
Созвездия с небесной высоты
Росою возвращаются на землю,
В тот миг, когда волшебная трава
Еще лежит в объятиях тумана,
В людских сердцах рождаются слова
Высокие, как волны океана.
В озерах сна едва дрожит камыш…
Мой милый друг, яви свою мне милость,
Услышь меня, любимая, услышь.
Пусть будет так, как Господу приснилось!
Там, в суете грядущих передряг,
Слова, увы, в ином предстанут свете
И превратятся в нищих и бродяг,
Как выросшие ангельские дети.
* * *
Во мне мелькнет предчувствие конца,
Когда, лишившись Родины и крова,
Я претворюсь из труса и лжеца
В того, кто, как мечом, владеет словом.
Тогда в кругу сиятельных притвор —
Вновь сотворен и Богу тем угоден —
Я к небу подниму опальный взор
И выкрикну что силы: «Я свободен!»
И на краю беспомощной нужды
Еще в плену, уже на новом вдохе
Я волен от чертовских уз вражды
За жалкие властительные крохи!
* * *
Что дождь, что жара, что роса,
От самого давнего века
Тревожная доля у пса:
Незрячих водить человеков.
Как будто всегда налегке,
То пропасть минуя, то ямку,
Он вечно бежит в поводке
И тянет бурлацкую лямку.
Не сбиться ему, не свернуть,
Какие б соблазны не брали.
Единствен им избранный путь,
А что до награды… Едва ли!
Я — тот же сыскарь-поводырь.
Мне б, верную выбрав дорогу,
Принять заповедный псалтырь
И выйти прямёхонько к Богу.
Я рвусь в непогоду и снег,
Но знаю, чего это ради.
Мой бедный слепой человек
Растерянно топчется сзади.
* * *
Вы знаете, как Родины лишают?
По-воровски собравшись на сходняк,
Людей согнав, как стадо попрошаек,
Детьми набив дырявый товарняк,
И — прочь! И — в ночь, от сраму холодея,
Чтоб снились там, за тридевять земель,
Кому — Альма и древняя Сугдея,
Кому — Джанкой и милый Коктебель…
Не знаете, как Родину хоронят?
Средь пышных пущ… Перо дрожит в руке…
Потом самих от этого коробит,
Но власть уже синицей в кулаке.
И враз глупеют мудрые народы.
Как пьяницам у грязного ларька,
Им в глотки льют шампанское свободы,
Которая взаправду так горька!
А знаете, как Родину прощают?
Смахнув слезу невольную с лица,
Повинно землю стылую бросают
На гроб всю жизнь молчавшего отца.
* * *
Фиговый листок к смертельной ране,
Маска к искаженному лицу —
Это честь герою с поля брани,
Это гибель грешному певцу.
На кого, скажи, таить обиду,
Если, прикоснувшись к орденам,
Будто заглянул на панихиду
По давно усопшим временам,
Где любовь блаженна на рассвете,
Где мечта, как звезды, высока,
Где слова бесхитростны, как дети,
И строка, как парусник, легка.
Что бездомный пес в петлю облавы,
Я попался на крючок с блесной…
Господи! Спаси меня от славы,
Если ей молчание ценой!
* * *
Заноет пронзительно сердце,
Обидою тайной полно
За белую кость офицерства,
Истлевшего духом давно,
Кто высшей наградою ведал,
Чтоб трусом в бою не пропасть…
Врожденная тяга к победам —
Дворянства червонная масть!
С альбомных глядят отпечатков —
Со мною один на один.
А пятна на белых перчатках —
От капель изысканных вин.
* * *
Надежд напрасных маета —
Зевакам праздным на потеху,
Ночей бездонных череда…
Как медный грошик сквозь прореху,
Кто обронил, тому — вина!
Кому же не по вкусу шутка —
Вино до дна, печаль сполна
Да болью на сердце зарубка.
Грех мимолетен иногда.
Но отчего, кому в угоду
Внезапной краскою стыда
Он проявляется сквозь годы?
* * *
В тот миг, что предтеча рассвету,
В момент замиранья сердец
Приносит мне весточку эту,
Запыхавшись, мальчик-гонец.
И узкое лезвие света
Взрезает сукно темноты,
И ясность простого ответа
Смягчает ночные черты.
В согласье с небесным обрядом
Я счастья коснусь своего:
Дыхание женщины рядом
На свете превыше всего.
* * *
Какой лихорадкой гореть,
Безумства какие свершая,
Чтоб, чувствуя близкую смерть,
Жить, песню свою распевая?
Что любо до смерти самой
И чем успокоиться, чтобы
Стал сладостным вечный покой,
И что ненавистно до гроба?
Кто душам людским судия,
Тот знает суть бед и сомнений,
Чем платит за смысл бытия
Беспечный трагический гений.
РЕКВИЕМ
Мне выпал Божий дар
приветливый и чудный —
Растрачивать себя,
не испросив цены,
Скорбеть вдали от всех
и восходить прилюдно
К истокам вечных слов
и мужеству страны.
С полудня солнца диск
спускается к закату,
Смеркается судьба,
досчитывая век,
Осколки дружб остры,
коварны перекаты
Предательств и потерь
в стремнинах бурных рек.
Что понял — то и суть,
что знал — то и заботы,
Что вынес из огня —
то верный амулет,
На острие любви,
как на штыках пехоты,
Сверкают искры звезд
и чувства прежних лет.
Священна дрожь осин
при легком дуновенье,
Волшебны по утру
туманы над водой…
Всё на сердце легло,
всё было откровеньем.
Уплыли прочь года
безмолвной чередой.
Пора, пора! Прощай,
друзей веселый гомон!
Была б вода жива —
не донести до рта.
Последнее «Прости!»
застрянет в горле комом.
Окончен манускрипт,
веревочка свита…
ЖАРКИЙ ПОЛДЕНЬ
Мне пригоршню влаги отмерит река,
Я воду пролью на иссохшую землю,
Где клубни картофеля, как облака,
Впитавшие черную кровь Азазеля.
И струйка, окрепнув, густа и темна,
Горька, как слова неизбежной разлуки,
Ударит фонтаном из страшного сна
И въестся в мои огрубевшие руки.
И в трещинках кожи, как жгучая соль
Крестьянских надежд к окончанию ночи,
Проклюнется вечная, светлая боль,
Которую слышат лишь мама да Отче.
И ток пробежит от сознанья к глазам,
И к горлу поднимется желчная рвота,
И я, содрогнувшись, дам волю слезам,
И слезы смешаются с каплями пота.
И грех, запоздавший на тысячи лет,
Настигнет меня, как ослепшая пуля,
Сощурившись, женщина глянет вослед,
На миг обернувшись пугливой косулей.
Пока еще жив я, пока я люблю,
И капелька пота над верхней губою
Слезою дрожит… Я свой грех искуплю —
Пока еще я не оплакан судьбою.
ПАСЕКА
Вишен хмельное цветение,
Пасечник в спорых трудах,
Пчел бесконечных гудение —
Тысячи вольт в проводах.
Песенки, сказки, побасенки
Кажутся не ко двору.
Лишь поцелуи на пасеке
Сладки, как мёд, поутру.
* * *
Всё, что было, заглажу: вина — не вина
Или дьявольский промельк измены.
В линзах лет даже злая усмешка видна
Каплей медленной крови из вены.
Кто не чует вины, с этим сном не знаком,
Где всё так, как однажды мечталось,
Где по утренним травам бегут босиком,
А предательство — детская шалость.
Отчего обернулось всё так, да не так?
В праздник из дому радостно вышел,
Рвался спеть, чтобы громко, и хором, и в такт,
Оказалось — никто не услышал.
Ох, не тронь ты меня, птица снов Гамаюн!
Не стучись ты ночами в оконце!
И хотелось бы снова, да сердцем не юн…
За околицей спряталось солнце.
* * *
Чьи речи порою негромки,
Чей слог недоступно высок,
Кто ходит у жизни по кромке
От гибели на волосок,
Кто, завистью ближних повержен,
Из пепла является вновь,
Кто так беззащитен и нежен,
Что верит лишь в честь и любовь,
О ком девы плачут, тревожны,
Кому отречения нет, —
Достоин, как милости Божьей,
Великого званья Поэт!
* * *
Я звезды такие выкрадывал с неба —
Ярчайшие вспышки ночного огня!
Искателя слитков из древнего склепа —
Светлейшие лики хранили меня!
И я научился любить безоглядно:
Своих — в муках сердца, чужих — во плоти.
Я жизни менял, что кокотка наряды,
А жил, то и дело сбиваясь с пути.
Но мне открывались глубины и дали,
И тайные знания прежних времен,
И я убеждался: кому-то — медали
Да глупые почести в день похорон,
А мне — воскресать в череде поколений
В словах утешений и вечных надежд.
И в мерках людских не хватало делений
Для выкройки мне подходящих одежд.
Беспочвенны страхи, беспомощны сроки,
И пропасть бездонна во чреве мошны.
Во мраке и свете да здравствуют строки,
Которыми дышишь, не зная цены!
***
Уж если случилось,
Напрасно судьбу не гневи:
Прощенья не просят,
Как нищий слепец подаянья.
Ледок осторожности
Тает в ладонях любви,
И кровь безрассудства
Безжалостна, как покаянье.
От мельничных крыльев
В безветрие толку – на грош:
Ни слез иссушить,
Ни муки намолоть на потребу,
И в сердце однажды
Вонзивший предательства нож
Не нужен ни брату,
Ни черту, ни вечному небу!
***
За неприметною оградой,
Роняя капли, как года,
В саду японского микадо
Течет безмерная вода.
Дрожа, струятся паутинки,
И листья лилий на виду,
Как граммофонные пластинки
Безмолвно плавают в пруду
В невероятном ожиданье,
Что мы, склонившись к ним с мостов,
Как заповедное преданье,
Услышим музыку цветов.
Сетагайя парк, Вена
***
Однажды, когда уже нам и не снилось,
Столкнемся, как два парохода во мгле,
И Бог нам пошлет свою кару и милость,
Как всем, кто являлся на этой земле.
Мы станем, волшебной охвачены страстью,
По улочкам мира бродить без конца
И время цедить через ситечко счастья,
Покамест любовь не заполнит сердца.
И, все испытав, что нам выпадет в свете, –
И радость, и пытку ржаным калачом,
Предстанем пред Богом, как блудные дети,
И Бог нас простит, не спросив ни о чем.
***
О неразборчивости всходы!
Прославив ад в своем краю,
В тисках безжалостной свободы
Нам станет страшно, как в раю,
Где все – не кущи и не рощи,
Где ночь светлее многих дней,
Где, не страдая, много проще,
Но сострадание важней.
Светла суть Божьего закона,
Но не доступна нам порой:
Не каждый праведник – икона,
Не всякий каторжник – герой!
И мы растеряны до дрожи
В свое й безмолвной наготе
Сумеем вымолвить: «О Боже!
Мы были нищи в красоте!
В Твоих полях мы жали славу,
Какой на грош не наскрести.
Не правы в том, в чем слыли – правы…
Прости нас, Господи! Прости!»
***
В коконе храма ничтоже сумнящеся
Вне досягаемости воя сирен
«Буди смирен!» - говорил мне молящийся.
Я отвечал ему: «Буду смирен!»
Как исцеления силой женьшеневой,
Немощный старец жаждет прощания,
Буду смирен перед любящей женщиной,
Пряча прощения и обещания.
Буду смирен перед морем и рощами.
Даже когда за державу обидно,
Не закричу во весь голос на площади,
Стыдно не на людях, на сердце стыдно!
Буду смирен перед криком рождения
В зыбкой тиши мирового распятия,
Превозмогая страх унижения,
Буду смирен, принимая проклятия!
Сколько б дорог в жизни не было пройдено,
Как перед всеми, безропотно павшими,
Буду смирен перед преданной Родиной,
Но никогда пред ее предававшими!
Вена – Симферополь
* * *
Пусть мой стих никогда
Никого до основ не достанет,
Пусть никто никогда
Ни единой слезы не прольет,
Буду бисер метать…
Может, боров какой-нибудь встанет,
Хрюкнет с горя в ответ
И в пустыню от сраму уйдет.
И НЕСКОЛЬКО ФРАЗ НАПОСЛЕДОК
* * *
Классика — это нечто, написанное так хорошо,
что у современников не возникает желания
уничтожить автора.
* * *
Звук умирал в расстроенном рояле,
как обреченный узник в замке Иф…
* * *
Молодость недостаточно вросла корнями в землю,
чтобы достигать вершин…
* * *
Для того чтобы не утонуть в житейском море,
нужно стать недосягаемой вершиной.
* * *
Чем удачливей маэстро,
тем безжалостней молва!
* * *
Новая звезда должна восходить на небосвод
так осторожно, чтобы не затмить своим сиянием
уже живущие там светила.
* * *
Разница между человеком и животным
проста и очевидна:
скотину — всегда гонят,
человек — идет сам.
* * *
Беда нашего государства в том,
что оно состоит из нас.
* * *
Современники слишком заняты собой,
чтобы замечать друг друга.
* * *
Наивность — это когда честный человек
обращается к подлецу и мерзавцу,
даже не допуская мысли, что у последнего
нет ни чести, ни совести.
* * *
Не делай, как не надо, —
и всё получится, как надо.
***
Демократия – это ответственность
за собственную свободу!
СОДЕРЖАНИЕ
«Залейся по горло в случайной харчевне…»
«В бессрочных покаяньях и моленьях…»
«Все вкривь да вкось…»
«Вечность в кармане да кратки свиданья…»
«Я боюсь тебя коснуться…»
«Он чувствует нами, и любит, и плачет, и ждет…»
«Взбежав по ступеням…»
ПОЭТ И ЦАРЬ
«Коварная горечь отравы…»
«Что в женщине платье…»
«Оно всего верней…»
«В нелепом грехе первородства…»
«Я изберу себе для встреч…»
«О, быть любимым – сложная игра…»
«Отодвинешь утром занавеску…»
МЕЗАЛЬЯНС
«Искрит в мозгах от свар и сумм…»
«Однажды, оторвавши ото дна…»
«Нет на свете пропащей напасти…»
«Наяву ли, в бреду ли, спросонок…»
«Умру, усохну, отпаду…»
«Когда ласкательная блажь…»
«Перед ревущей оравой…»
НОКТЮРН «КОКТЕБЕЛЬ»
МЕТАМОРФОЗА ВОЗРАСТА
«Быть может, средь земных крамол…»
«А когда я любить научусь…»
«Мой дорогой, мой ветреный, мой милый…»
«Кильватер прощенья…»
«А пуля просвистит…»
«Ни сна нам не будет, ни славы…»
«Я видел, как в ночи проходит…»
ЗЛАЯ ЭПИГРАММА
«Я истязал себя до пота…»
«Когда человеки, натешивши плоть…»
«Все будет тщетно: весны, сны…»
«Вертись, вертись, гончарный круг…»
«Струны вечерние…»
КАНУН
«Меня не осталось: ни слова, ни жеста…»
«Человек озяб до дрожи…»
«Мне больно, я плачу: «Я больше не буду…»
ПОДРАЖАНИЕ БОСХУ
«Окончены все разговоры…»
«Ох, печали неутолимые…»
СМЕРТНИК
МЕНТАЛИТЕТ
«Настойкою календулы…»
СТИХИ ПОЛНОЛУНИЯ
«А вокруг образа… Сколько образов сразу…»
«О, как желал бы я туда…»
«Как тяжко не бренны оковы…»
«Вглядитесь, вглядитесь…»
«Ни в срок свой…»
«Ей все миновать…»
«Тогда придет освобожденье…»
«Не оторвав от уст уста…»
«А счастье всегда иллюзорно…»
«Себя растратить во тщете…»
«Когда от царевой любови…»
«На вершинах всегда одиноко…»
«Когда во мне проснется враг…»
«Создатель мой, Ты смотришь сверху вниз…»
«А женщина шепчет: «О, где Ты? О, где ты…»
«День придет и в означенный, избранный час…»
«Толпа безмолвных изваяний…»
Ноябрь
«Ах, в Киеве – дядька…»
Диктатура
Правда
«Что остается в хладном мертвеце…»
«Есть стыдное сродни кухонной сваре…»
«Какие б в жизни сей…»
«В том нет греха – любить, не разрушая…»
Ошибка
«Волшебная участь любовного плена…»
«Как страх огня, как стыд, как ностальгию…»
«Огнем, зажженным на венчанье…»
Стенокардия
«В тот нежный миг любовной немоты…»
«Во мне мелькнет предчувствие конца…»
«Что дождь, что жара, что роса…»
«Вы знаете, как Родины лишают?..»
«Фиговый листок к смертельной ране…»
«Заноет пронзительно сердце…»
«Надежд напрасных маета…»
«В тот миг, что предтеча рассвету…»
«Какой лихорадкой гореть…»
Реквием
Жаркий полдень
Пасека
«Все, что было, заглажу…»
«Чьи речи порою негромки…»
«Я звезды такие украдывал с неба…»
«Уж если случилось…»
«За неприметною оградой…»
«Однажды, когда уже нам и не снилось…»
«О неразборчивости всходы…»
«В коконе храма ничтоже сумнящеся…»
«Пусть мой стих никогда…»
И НЕСКОЛЬКО ФРАЗ НАПОСЛЕДОК