Валерий САГАТОВСКИЙ
В МИРУ И ДОМА
Санкт-Петербург2001
От автора
Для меня стихи – не словесная игра («Во как я могу!») и не магические заклинания. Они для меня – как это ни «не современно» - необходимое выражение души: я их пишу только тогда, когда не могу не писать. Это не стихи «о…» («природе» и т.п.), но именно выражение глубинного мироощущения, фундаментального настроя на жизнь. И суть этого настроя достаточно консервативна: люблю Истину, Добро и Красоту; ненавижу зло (и особенно не приемлю его в форме мелкого бесовства). А потому и настрой не может не быть двояким. «В миру», в тусовочной и шизофреничной суете «нашего времени» я чувствую себя чужим (еще в 14лет у меня родились строки: «Противны мне все ваши ухищренья,/ Делишек ваших мелочная сеть».) Особенно невыносимы эти «игры» в духовной сфере. Я не поклонник М.Жванецкого, но стоит привести его слова: «Раньше искусство шло в массы, теперь – наоборот». То же самое я, как профессиональный философ, могу сказать и о философии. «Все как один, в едином порыве и с законной гордостью» возопили: «Я – личность!» А на деле остались, как выразился кумир постмодернистов М.Фуко, «функциями дискурсивных практик». Воистину, «Восстание масс» (название известной статьи испанского философа Х.Ортеги-и- Гассета). Вот это-то я и не приемлю!
По своим убеждениям я - антропокосмист. Сторонники этого мировоззрения хотят, чтобы весь мир стал нашим Домом и Садом и видят смысл человеческой жизни в диалоге и сотворчестве Человека и Мира. И потому мой Дом – всё то, что стремится не к хаосу, но к гармонии, к «становящемуся всеединству» (Вл.Соловьев) – в природе, в обществе, на моих «6 сотках» и в душе, настроенной синтонно с духом. В такой дом ухожу я от того, что невыносимо «в миру»: «И кто меня найдет в морях моей души» (Д.Андреев). Но не в бегство обращаюсь, а набираюсь сил, чтобы расширять пределы Дома.
Жизнь противоречива, и потому стихи у меня очень разные по настроению. И всё же по большому счету я оптимист, а по поводу моих «мрачных» стихов хочется вспомнить Блока: «Простим угрюмство. Разве это сокрытый двигатель его».
Несколько автобиографических моментов. Родился в 1933 г. в Ленинграде. Блокадник. Окончил философский факультет Ленинградского университета. Работал на Алтае, преподавал философию в Томске, затем в Симферополе. В 1993 г. вернулся в родной город. Доктор философских наук, профессор, автор около 300 научных публикаций (в том числе монографии «Вселенная философа», М., 1972; «Русская идея: продолжим ли прерванный путь?» СПб, 1994; «Философия развивающейся гармонии» в 3-х частях, СПб, 1997,1999). Стихи пишу с 13 лет. Публично обсуждал их дважды – в 1950 и в 2000 г.г. Прогресс налицо, первый раз ничего не поняли, второй раз признали мои стихи «о природе». Прощаясь с Крымом, в 1991 г. издал за свой счет сборник стихов «Обрыв в голубизну». Тираж в основном лежит дома: не умею торговать и искать спонсоров – противно! Теперь вот предлагаю второй сборник.
1
Я ВЕРНУЛСЯ
Я снова здесь, в семье родной,
Мой край задумчивый и нежный!
С.Есенин.
А я, слава Богу, в России.
Я всё же вернулся домой –
В родимые чащи лесные
С озерной спокойной водой.
Я этого мига дождался –
Могу полной грудью вздохнуть.
Я там, где мой путь начинался,
Я там, где мой кончится путь.
1995-1999.
Возвращение
А на Крестовском острове божественная тишь.
За 40 лет там ничего не изменилось.
И лишь плотней больших деревьев глушь
Над блудным сыном пологом сомкнулась.
Израненную душу я донес
До родины, последнюю перевернув страницу.
Без поз, без объяснений и без слёз
Прости, прими и дай мне причаститься.
1993.
Вечер. Ветер. Трепет ветвей.
Грусть в груди. И слеза на глазах.
Я хотел бы, хотел бы вернуться назад –
И не просто в свой город, а к правде своей.
Эта правда в далекой и юной поре,
Но и там затерялась во лжи -
И во вне и внутри её мрак окружил.
Но в неё, лишь в неё ты поверь.
Для неё ты рожден. И её чрез века
Дух умчит в свои выси и глуби.
Вечер, ветер.… И жизнь на закат
Покатилась под гору на убыль.
Голубеют всех вод разливы.
Скоро майским солнечным днем
Желтый пух на вербах и ивах
Враз зеленым вспыхнет огнем.
Посажу я свою картошку,
От души поброжу по лесам.
Погрущу, но совсем немножко
По далеким юным годам.
Я навеки домой вернулся,
И закат вдруг стал как заря.
Я в волшебный ручей окунулся –
И вернулась юность моя.
1995.
За что ты цепляешься, память?
Ведь всё уж не то – и давно.
И главное время рекламе
И бизнесу отведено
Дряхлеют прекрасные зданья
Под вой и машинную вонь.
Хоть тот же пылает над нами
Холодный закатный огонь.
И те же холодные воды
Закатная катит Нева.
И в сумерки так же уходит
Ещё довоенный трамвай.
Но кажется – негде уж детству
Над временем руку подать.
И некуда, некуда деться,
И нечего больше искать.
Ужель апокалипсис близок,
Ужель этот мир обречен?
И в постмодернистских взвизгах
Приходит конец всех времен?
И только одно я знаю:
Увы, не вернуться назад.
И только тебе доверяю,
Единственный в мире закат.
1995.
Исхожены, изброжены леса.
Что на мою на долю в них осталось?
Пожалуй, голубые небеса,
Да сыроежек на жаркое малость.
1993.
Моей бабушке было восемьдесят,
Когда с внуком играя в пятнашки,
По сосновой спускалась просеке,
Шла песчаными дюнами пляжными
И плыла по холодным волнам,
Поражая всех дачных дам.
Вот и я в неё вышел такой:
Чем бы в жизни я не занимался,
Я и к старости не наигрался
Примитивной детской игрой.
Не могу я без детских вопросов,
Вечен детской наивности след.
А иначе, какой я философ,
А иначе, какой я поэт?
1998.
Львы на канале Грибоедова –
С крылами золотыми львы, -
Мне с детства, как врата в неведомое,
Путь вглубь приоткрывали вы.
Путь в глубь и внутрь – в то сокровенное,
Что составляет суть вещей
И что осталось неизменное,
Как золотой осадок дней,
Что знаками сияет вещими,
Иначе освещая быт.
И смыслом наделяем вещи мы,
Когда их смысл для нас открыт.
И нет привычного, банального –
Иной распахнут окоём.
И уж не в мире коммунального
Иль социального живем –
Иной реальности здесь вторим мы
И видим жизнь с иных вершин…
Так говорит со мной История
И общей и моей души.
1997.
И всё быстрей сезонов смена
В завале из забот и дел.
И всё грозней звучит рефреном:
«Ты не успел, ты не успел».
А я ведь лишь сейчас на месте
Себя почувствовал, чтоб сметь.
Пожить бы мне ещё лет двести
И всё успеть, и всё успеть…
1997.
2
СВЯЗЬ ВРЕМЕН
Всё мгновенно, всё пройдет;
Что пройдет, то будет мило.
А.Пушкин.
Линяет осень. Грусть дождей.
Крыш выстиранные рубашки.
И хочется мне быть нежней
К дню, что становится вчерашним,
К вам уходящим вечерам,
К навеки уходящим людям,
И к сиротеющим вещам
(Что будут здесь, а нас не будет).
И одинокому себе
С такой пронзительною грустью.
Уж не грозящему Судьбе, -
Реке, свой ток несущей к устью,
В другой впадающему мир.
Кем будем? Будем ли там мы?
1991.
Вновь ландышей россыпи вешние.
Кукушкин отсчет в тишине.
Как в юности – вещее, вечное
Вдруг снова проснулось во мне.
А сколько осталось – не ведаю.
Но, видно, к концу я готов.
Не тешится сердце победами,
Не радует знаний улов.
И то, что манило надеждою
И в вере не знало преград,
Сменилося неизбежною
Горчащею правдой утрат.
И только одно не утрачено –
Всё той же безбрежности зов.
Душой для него предназначенной
Ему я ответить готов.
1998.
Дни стояли серебряно-тихие.
В нежном золоте плыли закаты,
Уводя облака златоликие,
Уходя в вечный путь без возврата.
Белоночными скрылись июнями,
Никогда не вернетесь уже.
Но покуда я жив, вечно-юные
Тихим светом живете в душе.
1954-1999.
Под ложечкой, где обитает чувство прошлого,
Иной реальностью прозренье проросло.
Но заросло забвеньем в буднях взрослого.
И нарастал за слоем мертвый слой.
Проснешься ль вновь предвестием когда-нибудь
Под ложечкой, за сердцем в глубине,
Чтоб в единении прозрения и памяти
К иной реальности сопричаститься мне?
1999.
И всё безвозвратно. Мы смертны.
И всё в неизвестность уйдет.
Забвенья безжалостным ветром
Любую любовь заметет.
Но, может, листочек оставит,
Что с белой березы слетел,
Незримую вечную память,
Прорвавшуюся за предел…
1994.
Связь времен
Так вот сердце сожмет когда-нибудь,
И умру я во сне.
И не будет больше ни памяти,
Ни сознанья во мне.
Только в будущей жизни где-то
Вдруг какой-то толчок:
Словно было уже всё это –
Прежней жизни намёк.
Этим чувством, всегда нежданным,
Словно с вечностью я обручен.
И пронзает меня несказанная
Связь времен…
1996.
Котов увозят с дач осенних.
Картошку начали копать.
Запечатленные мгновенья
Не дай мне, память, утерять.
И повторясь в круговращенье,
Они придут ко мне опять:
Котов увозят с дач осенних,
Картошку начали копать.
1995-1999.
Настоянный на листьях уходящих
Осенний воздух, свежестью горча,
В извечное, простое, настоящее
Вобрал весь мир. И в том числе меня.
И в это бесконечное мгновение
Предстанет бытия круговорот,
Как в зеркале застывшее движение,
Вдруг отразившись в ясной бронзе вод.
1995-1999.
Прозрачно северное лето…
Светятся ландыши в лесу
Прозрачным белоночным светом,
Храня прозрачную росу.
И всё вокруг хрустально-сонно.
И смотрит небо в бездну вод.
И из глубин души бездонных
Прозрачно прошлое встает.
1999.
Проиграл я свой спор с судьбою.
Не победы теперь мне хотеть –
Струйкой дыма, снежинкой, звездою
В это тихое небо взлететь…
И себя почувствовать частью, -
Нет, - затерянным, но своим,
Не стремящимся более к счастью,
Но свободно летящим как дым.
Поздно жизнь мне глаза раскрыла,
Но иного не жду пути –
В эту тихую музыку мира
Молчаливым созвучьем войти.
1994.
Цвел лучок полевою астрою.
Разрастаясь, краснел редис.
И размерами тыква хвастала,
И клонилась смородина вниз
Под округлою тяжестью ягод.
Видно лето прошло полпути.
Запасти вот дровишек на год,
В лес за вениками пойти…
Как блаженны заботы летние,
Вечно кажется - вечны они.
Даже если это последние
Уж не летние жизни дни…
1998.
Наступило прекрасное лето –
Только быстро оно пронеслось.
И встречает осенним приветом
Белый гриб и рябинная гроздь.
И встречает осенним приветом
На закате воскресшая жизнь.
Пронеслось, пронеслось мое лето.
Бабье лето, хоть ты улыбнись
Всепрощающею улыбкой
Уходящего теплого дня.
Предзакатною дымкою зыбкой
Обмани, убаюкай меня.
И шуршащая листьями осень,
Замети меня в свой листопад.
Ведь как ветром осенним уносит
Жизнь, струящуюся на закат.
И в свободном полете-паденье
Незаметно и тихо сольюсь
С бесконечным, щемящим, осенним –
И в круженьи стихий растворюсь.
1996.
В водах лонных, в водах весенних
С детских лет пленяет меня
Уходящее в глубь отраженье
Угасающего огня
Охватившего запад заката.
Красной медью пылающий щит
Уплывет, утопая, куда-то
И от ночи не защитит.
И последний отблеск прощальный –
Исчезающим лучиком свет –
На какой-то вопрос изначальный
Изначально вечный ответ.
1998-1999.
Одно я понял совершенно точно,
Нелегкий путь земной свой соверша:
Изнашивается наша оболочка,
Но бодрствует бессмертная душа.
2000.
3
ВОССТАНИЕ МАСС
(ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ, СЛИШКОМ ЧЕЛОЛВЕЧЕСКОЕ…)
Я думал: «Жалкий человек.
Чего он хочет!…небо ясно,
Под небом места хватит всем,
Но беспрестанно и напрасно
Один враждует он – зачем ?»
М.Лермонтов.
История идет неравномерно.
И для кого-то умер Бог давно,
И Человек барахтается мухой
В сетях, что сплел бессмысленный паук
С прозваньем модным Дискурс…
А для меня и Гегель, и Платон,
И Соловьев, и все другие живы, -
Все, кто вплетает нити в Божью ткань
Живого тела и души Вселенной.
Все, кто способен к Выбору и Делу,
В которых вместе Бог и Человек.
Вот современники мои!
А ёрничающий разоблачитель,
Тусовок мельтешащих мелкий бес,
Зазря деря разнузданное горло,
Готовый всё профукать маргинал –
В другом он времени, в другом пространстве.
И пусть они себе проходят мимо.
Я не хочу касаться царства мертвых.
Я в мире том, где Бог и Человек.
1998.
С тех пор как люди стали неравны
И перестали понимать друг друга,
Кружит, бушует в мире Калиюга,
И наши души злом поражены.
И выхода иного не видать –
Любя и понимая – уступать.
Лишь так мы одолеем злую вьюгу:
Не злобе уступая, но друг другу.
1997.
Кончается ХХ век,
Кончается.
Стрела богов на тетиве
Качается.
И к ним решение придет,
Придет решение…
Одних возмездие в нем ждет,
Других – спасение.
И будет избран новый Ной.
Да будет избран!
Ковчег взметнется неземной
Над общей тризной.
Избегнем драмы в новый век,
Избегнем драмы, -
Коли сумеет тот ковчег
Уйти без Хама!
1998.
«Ослу образованье дали. Но стал ли он умней? Едва ли».
(С.Черный).
«И стать достояньем доцента, и критиков новых плодить».
(А.Блок).
О, бездарей ассоциации
По эксплуатации безумцев, -
Всё то, чего добился ум твой,
В своих утопят диссертациях.
Так зададут интертрепацию,
День ясный проблематизируя,
Что мысль любая задыхаться
Начнет, тихонько маразмируя
В контексте перетолкования.
Что дал Осел с образованием
(Процесс растет сей в N-ой степени,
Когда Осел с ученой степенью).
Мораль ясна без лишних слов:
Избавь нас, Боже от ослов
И прочих всех копытных
Продвинуто-элитных.
1999.
Поэты издаются за свой счет
И лишь друг друга изредка читают.
А обществу своих забот хватает.
От них оно за пепси отдыхает
И что-нибудь рекламное жует.
И между дел глотая торопливо
Дежурный секс, дурные детективы,
Изображает, что живет красиво,
И виртуально верит, что живет.
1999.
Современность
Блажь, балаган, рев рыночных страстей,
Маразм и хлам распущенной рекламы,
Навязываемой нагло и упрямо, -
Шедевр шизофренических затей.
И за труды затем набор наград –
Беспутство бардака и оборзенье бара,
Наркотиком – ночного клуба чад.
И тупо пропитые гонорары.
2000.
Номенклатура приспосабливает
К дню новому своё наследие:
От «грабь награбленное»
До «грабь последнее».
1999.
Прошла эволюция быстро –
Мещанская хватка крепка:
От кожанки чекиста
До кожанки «челнока».
1996.
Месть и власть
Соблазн мести и власти…
Власть-месть. Месть-власть.
Страсти-мордасти-напасти,
Чем упиваются всласть
Чем упиваются вусмерть
Губят бессмертье сердец.
Чтоб жизни как семечки лузгать,
Чтоб всем и всему конец.
Замусоренная планета
Отходов людских шелухой,
Где нет уже тихого света,
Где был когда-то покой.
О, обезьяньи страсти:
Что им благая весть?
Страсти-мордасти-напасти:
Месть-власть. Власть-месть.
1994.
Итог всех наших перестроек
И перманентных перемен-
Товарищ хам отменно стоек:
Он был сексот, он стал сексмен.
1995.
Ничто уж не поможет Бандар-логу:
Такую Землю – взять и загубить!
Им Бог прощал необычайно много,
Но этого и он не смог простить.
Увы, давно и всадника и меру
Вселенский вихрь из этих мест унес.
И в корчах здесь исходит пневмосфера
Кривлянья, мата, злобы и угроз.
1995.
Образованцы
Нет, им идеи не нужны –
Им предпочтительней тусовки.
Не марафоны им важны,
А новомодные кроссовки.
Лишь имиджей иллюзион
Для них есть цель, соблазн, награда.
Да будь хоть Богом ты рожден –
Им настоящего не надо.
Их души не приемлют груз
Решений, что зовут на дело.
Им мысль – одна лишь из обуз,
И жить серьёзно – «надоело».
Лишь зрелища, да колбаса,
Да выпендреж самопоказа…
К чему живые небеса?
Милей им поза, жест и фраза.
1994.
Всё шумят, суетятся, кривляются,
Обижают и обижаются.
И всю жизнь не поймут одного:
Для чего?
1998.
Мой взгляд на историю
Шито-крыто. Как будто и не было.
И попрятали в воду концы
Расстрелявшие Землю и Небо,
Захватившие власть наглецы.
Так всегда. Так было веками.
Лишь приманки меняли слегка.
И владели во всю дураками,
И валяли во всю дурака.
И вверху восседал неизменно
И земель и людей властелин -
Неуемный синклит суперменов,
Настоящих матерых мужчин,
Попиравших тихих и слабых,
Свой неправый вершивших суд.
И порочные глупые бабы
Разжигали тщеславия зуд.
Те же игры и те же ставки,
И гремит сатанинский бал.
И никто не просит отставки,
Даже если всё проиграл.
Кто и что и когда остановит
Идиотскую ту круговерть?
-То, чему нельзя прекословить:
Только пуля. И только смерть.
1997.
Homo, ты, homo…Всё напоказ.
Морковка для ослика вместо цели.
Станет когда-нибудь гомеостаз
Для тебя подходящей моделью?
1999.
Сменяются личины, формы.
В грызне личин проходит век.
Всё это ложь. Одно бесспорно –
Что в этих формах Человек.
Растет, стремится, разрывает
Свой старый, куцый свой наряд
И уж который век мечтает,
Когда ж придет она – Заря.
Век социальных революций,
Пролетариата, буржуа –
Увы, всё это тоже куце
И тоже позабыть пора.
И он настанет – тот от века
В мечтах завещанный приход
Освобожденья Человека
От рабьей массы и господ.
1952.
4. ОДИНОКИЙ ПОД ЗВЕЗДОЙ ОДИНОКОЙ…
Как сердцу высказать себя?
Другому как понять тебя?
Ф.Тютчев.
Выхожу один я на дорогу…
М.Лермонтов.
Каждая книга – как будто последняя.
Каждый мой стих – как прощанье с душой.
Где они – ученики и наследники,
Иль стороной я по жизни прошел?
Слово моё, ты, увы, не услышано.
Не достучаться и не объяснить.
Внутренний мир мой, душою надышанный,
Как мне вне тела его сохранить?
Тело с другими телами смешается –
Вечною почвой для новых ростков.
Ну а душе – привидением маяться,
Ждать, как при жизни – не слышен ли зов?
Но в глубине всё ж надеждою теплится –
То ль откровенье, то ль самообман:
Атом души моей духом объемлется,
Малою каплей падет в океан.
1999.
Вся душа, как тлеющая рана,
Бредит болью о добре и зле.
Видно я родился слишком рано,
Видно слишком поздно я созрел.
Вечный мальчик, как-то в миг единый
Дожил я до старческих седин.
Так и не пришлось побыть мужчиной,
Что себе и жизни господин.
А душа, что с содранною кожей
Проползла сквозь этой жизни строй,
Обретет ли где-нибудь, о Боже,
Свой давно заслуженный покой?
1999.
Баллада об одиноком
Одинокий под звездой одинокой
Был рожден и под нею жил.
Повстречался он с темноокой,
Всей душой её полюбил.
Но она услыхать не сумела
Одинокого сердца зов.
Улетела бабочкой белой.
Не везло ему, не везло…
Так и прожил он одиноким,
Открывая душу цветам,
Что росли по лесам далеким,
Да и тем, что вырастил сам.
Был ничей он – ни друг, ни любовник,
Был никто средь людей Земли.
Но зато как алел шиповник,
И как ландыши в сердце цвели!
Так и умер он под сиренью,
Что когда-то сам посадил.
И прощальной песней весенней
Соловей его проводил.
2000.
Старость
Перерублены нервы. Душа отмерла.
Тело просит еды, тишины и тепла.
И когда это всё на мгновенье придет,
Память сердца, вздохнув, в сладкой дреме замрет.
1995.
Кривые тропы, кривотолки,
И что ни день – тень не плетень.
Всё это волки, волки, волки,
А я – обманутый олень.
Глаза наивно-беззащитно
В глаза обидчику глядят.
А мне в ответ – злой, ядовитый,
Несущий гибель жесткий взгляд.
Конец приходит. Карта бита.
И нету выхода. Но вот
Прыжок. Удар копытом
В тот вожделеющий живот.
И снова, снова даль открыта.
И снова, снова вольный бег…
И чистый взгляд, и вечный ритм,
И непокорствие судьбе.
1998.
Не расскажешь, не докажешь, не покажешь.
Не услышат, не поймут и переврут.
Так вот похороненные заживо
Средь друг друга слышащих живут.
1995.
Ни логика, ни четкость изложенья,
Ни красота идей, ни ясность слов
В сей жизни не находят примененья.
В смерть переходит, не познав рожденья,
Трагедия несбывшихся миров.
Для них всё это – залежалый хлам
Неинтересных никому «абстракций».
К чему нужны идеи игрокам,
Любителям оригинальных «акций»:
Лишь поспевай крутиться здесь и там,
И некогда им в чем-то разбираться…
1995-2000.
Не знаю, скромно это иль не скромно, -
Я два желанья загадать бы рад:
Хочу я быть прочтенным и прощенным.
Увы, и не прочтут и не простят.
1995.
Леса туманятся и мягкий снег пушист.
И в снежных ветвях – одинокий лист.
Под снегом спят слетевшие листы.
Стоят в снегах холодные кусты.
И проткнут веткой старый летний лист,
Морозом схвачен, высушен и чист.
Он не попал под теплый снежный кров,
Один остался в холоде ветров.
Под снегом лучше спать и прахом стать,
Чем в чуждом мире чуждый звук рождать.
1953.
Что толку злиться, исходя обидой?
Ты ничего не сможешь изменить.
Уйди от них, не подавая вида.
Себя читать. Свои стихи любить.
Бродить в лесах, возиться на участке,
Счастливо-утомленным сон встречать,
Не веря никакой обманной сказке
И в распри не встревая сгоряча –
Пройти свой путь по потаенной тропке,
В себе храня свой заповедный край.
Я – неумелый. Я – не свой, я – робкий,
Мне недоступна хитрая игра.
Но уж воистину – мне мало надо.
В голубизне над белизной берез,
В игре костра свою найду я радость –
Путь к счастью тих, несуетен. И прост.
1995.
Атомы
Что это там надо ржавыми крышами,
Что-то колышется, что-то встает,
Что-то тяжелое, серое, грозное…
Это не Бог, не судьба и не дьявол,
Это даже не случай счастливый.
Это в движении бесконечном
Кружатся атомы.
Газы. Бездушные серые газы.
Атомы. Неумолимые атомы.
Нет ничего в этом мире иного:
Краски ли, звуки, стихи иль душа –
Знаете что это? – Функции атомов.
Атомы. Неумолимые атомы.
Жаждущим выкриком, стоном неверия
Врежется в тьму мой протест отчаянный.
После пуля прикончит кричащего.
Но на Земле ничего не изменится.
Те же бездушные серые атомы
Будут кружиться в движенье бессмысленном.
1949.
Где пылающий куст зари
Расцветает, из моря встав,
Где проходят чредой декабри
Сквозь пургу и седой ледостав,
Где зеленый огонь лучей
Пробегает над снегом и льдом
И журчит не замерзший ручей –
Память лета в сердце моем, -
Тихо высится старый дом.
Там провел я жизнь свою –
Неизвестный людям поэт.
Пусть уносит песнь мою
Белый ветер на белый свет.
1949.
5. НЕТ ФОРМУЛЫ ЛЮБВИ…
Любви и светлой и туманной
Равно изведаны пути
А.Блок.
Давно увяли те цветы
И те пластинки отзвучали.
И девушки моей мечты
Давно уж бабушками стали.
И нестареющий юнец
Вдруг стариком оборотился…
Так быстро? И уже конец?
А я ведь так и не влюбился.
1994.
На смерть брата
Слава, Слава, зачем ты ушел?
Слава, слава, зачем я остался?
Почему ты себя не нашел,
Для чего в мелочах заплутался?
Почему я тебе не помог?
Почему всё так поздно доходит?
Почему в этом мире тревог
Счастье нас стороною обходит?
Почему, почему, почему…
Не отвечу, как ты не ответил.
Только, знать, суждено одному
Умирать, как и жить, нам на свете.
Может, Бог нам потом объяснит,
Для чего это так происходит.
И простит он нам, иль не простит
Неготовность и тягу к свободе.
1994.
Весна и лето пролетели скоро.
Сентябрь пришел и в возраст и в леса.
Зеленых глаз таежные озера
И с рыжизной осенняя коса.
Затопим печку мы в своей избушке.
И, чтобы вечер скоротать, жена,
Налей мне чаю с зверобоем кружку,
А перед чаем – стопочку вина.
Шумит, листву отряхивая, ветер.
Под старость нам так хорошо вдвоем.
Трагически пронзителен и светел
На западе осенний окоем.
1994.
И страсть была. И преклоненье было.
Но не было любви. Всё мимо проходила.
И жизнь прошла. И бьёт закат в окно.
И всё теперь уже давным-давно.
80-е годы.
Завистниками злыми не прощенная
Под клекот дьявольского воронья
Растерянная, недовоплощенная,
Несостоявшаяся Родина моя.
Печально блеем стриженой овечкою.
А кто стрижет нас – он всегда готов
Воспользоваться даровой утечкою
Оружия, и нефти, и мозгов.
И взять нас навсегда в свои заложники
(За нас, несчастных, выкупы гребут).
Молю, Россия, через невозможное
Сумей – переломи свою судьбу!
И воссияй иконой первозданною,
Святая Русь, спаси себя и мир,
Хоругвь победы – как всегда нежданно
Над ворогом и торгом подыми!
И неотступно предо мной видение:
Копьё твое в пронзенном насмерть зле.
Разрубим все его хитросплетения
И рай ещё построим на Земле!
1998.
Нет формулы любви,
Как нет законов счастья.
Сумей – и проживи
Без их имперской власти.
Сумей, чтоб от души
Был каждый день твой прожит.
Не злись и не спеши.
И вот тогда, быть может,
И вопреки судьбе,
И без эгиды власти
Они придут к тебе –
Твои любовь и счастье.
2000.
К вечеру поднялся ветер.
Синее небо темнело.
Снег на опушке казался
Бледным и сумрачно-белым.
Я вспоминал неудачи.
Я проклинал осторожность.
Всё, что тогда миновало,
Вновь возвратить невозможно.
Вот зачинается вьюга,
Крутит глухая позёмка.
В ночь растворяется ветер
Шепотом, шелестом ломким.
Зимы минуют и вёсны,
Кончится проблеск сознанья.
Вновь я исчезну в неясной
Смутной тоске мирозданья.
Видно и правда, что стало
Гордости меньше, чем прежде.
Верю я двум только чувствам:
Верю любви и надежде. 1953.
Зря я шел дорогами победными,
Если умирала без меня
Изможденная, измученная, бледная
Дорогая мамочка моя.
И не прячься за семьей и творчеством –
Видно, грош цена тебе, сынок,
Коль её пред смертью одиночество
Разделить и облегчить не смог.
1998.
Романс
Ах, зачем, для чего я увидел тебя,
Для чего я глаза эти темные встретил?
О, несчастный мой жребий: так сильно любя,
Не найти никого, кто бы мог мне ответить
На любовь ко всему, что под солнцем цветет,
На любовь мою к звездам и звездному взору –
Неужели никто, никогда не поймет
Меня сердцем своим, и без слов и без спора
Будет также любить этот мир и меня
И дышать этим ветром свободным дыханьем?
О, глаза мои тёмные, радость моя,
Неужели и ты принесешь мне страданье?
Неужели опять в эту осень пойду
По холодному жнивью на кромку заката
Одиноким увидеть глухую звезду-
И никто не окликнет в пути без возврата…
Плакучая береза над водой.
Река покрыта сетью золотой
Из волновсплесков и лучей заката.
Мы молча шли нехоженой тропой,
Что вьётся вдоль берегового ската.
Давно уж наши тропы разошлись,
Давно уж не был я в Зеленогорске.
Но памяти зачерпываю горстью
Спасение в тебе, - былая жизнь.
1956 – 2000.
Щебечут птицы в тишине.
Медовый запах на полянке.
И там на дальнем полустанке
Гудит прощально поезд мне.
Земля была напоена
Передвечерним ясным светом.
Сменялась поздняя весна
Прозрачной дымкой – ранним летом.
Никто уж там меня не ждет,
Да я и сам, увы, не вечен.
Но неизменен этот вечер –
Он в мире эйдосов живет.
1952-1995.
Повесть о круглых коленках,
Поцарапанных и загорелых,
Я прочел этим летом
И буду помнить всю жизнь.
Годы минуют и встречи.
Жизнь пойдет своей чередою.
Эта маленькая богиня
Новую расу зачнет.
6. ВЕРЮ Я ЛИШЬ В ТЕБЯ, О, ПРИРОДА МОЯ…
Нет, моего к тебе пристрастья
Я скрыть не в силах, мать-Земля!
Ф.Тютчев.
Как удивительно это, как таинственно!
Я приношу дрова, я таскаю воду».
(Дзэн-буддистская мудрость).
От Комарова и до Репина
Стоят чудесные места.
Наcлаву Богом сосны слеплены.
И, споря с небом, красота
Залива, солнцем осиянного,
В глаза лучится бирюзой.
И нелюбимый северянами
Не допекает южный зной.
Здесь сердцу так привольно дышится,
Здесь память юности моей.
И также клена лист колышется
Над мшистой грудою камней.
И снова счастлив и свободен я,
Когда я с ней наедине –
С Природой – вечною прародиной
Души, проснувшейся во мне.
1995.
Карельское лето
Славно плавать в прохладных озерах,
Выходить на горячий песок,
Пропадать без оглядки в просторах
Светлохвойных сосновых лесов,
Забредать в березняк на болотах
(Ориентирами – шляпки грибов),
Кругозором украсить свой отдых
На одном из окрестных холмов.
Кто сказал, что счастливым быть стыдно?
Если это без поз и всерьёз –
За беднягу мне, право, обидно:
Он до счастья ещё не дорос.
1995.
На снежном поле утром рано
Блестят полоски лыжных трасс.
Лежит парчой иль марципаном
Под солнцем марта крепкий наст.
Идешь, просторы рассекая,
Зернистый оставляя след,
Душой распахнутой впивая
Весенний ветер, воздух, свет.
Даст Бог, ещё не раз приветит
Весна своею лаской нас,
Покуда солнце жизни светит,
Покуда держит жизни наст.
Не бизнесмен, не чернокнижник –
У каждого стезя своя –
Идет по свету старый лыжник,
Простую жизнь благословя.
1996.
Построив дом, я строил баньку.
Вставало утро, пели птахи.
Строгал я электрорубанком
На пол осиновые плахи.
За стружками летели стружки.
День плыл к полуденному зною.
Плеснул в лицо себе из кружки
Я родниковою водою.
Усталость дня и лет ей смыта
Глотком дыхания второго.
И ощутил я прелесть быта
Самодостаточно-простого.
1998-1999.
Вдоль озера с корзиной полной
Я шел, себя в лесах укрыв.
Вздымались маленькие волны,
Как спины полновесных рыб.
А наверху под летним ветром
Перемещались облака.
И мир был щедрым, мир был светлым,
И ноша мне была легка.
1998.
Легкий дождик набежал,
Брызнул и прошел.
Раньше счастья я не знал,
А теперь нашел.
Я нашел его в себе,
В капельках дождя.
Не тревожась о судьбе,
Ничего не ждя,
Широко раскрыв глаза,
Душу распахнув.
Поздней осенью познал
Раннюю весну.
1998.
По обочинам дорог
Мать-и-мачеха пошла.
Мир, что за зиму продрог,
Ждет весеннего тепла.
И ещё невелики
После зимних снов
Будят юные ростки
Южный склон холмов.
Ветерок прохладный стих,
Всё под солнцем потекло
В россыпь солнышек земных –
Свет, и воды, и тепло.
1998.
Над краснеющими осинами
Птичьих стай подгоняя отлет,
Ветр осенний прыжками лосиными
Налетит, нападет, заметет.
И охотничьею погонею
Устремится в пролет синевы,
Меж летящими в даль ладонями,
Ощущая огонь листвы.
Мчится мимо неутомимо он,
Наконец добычу найдет.
И зажжется зарей рябиновой
Просыпающийся небосвод.
1998.
За серебряным туманом красная луна встает.
Завтра встану утром рано и пойду в поход.
Я купаюсь ночью в лунной полосе.
Расплескалось море в блещущей красе
Бодрый и спокойный я иду домой.
Радуюсь невольно: всё моё со мной.
Дышит надо мною темный влажный клён.
Чистою душою в счастье я влюблен.
1953.
Ты посмотри, какой сегодня день,
Как ласково струится за оконцем
И нежно сводит утреннюю тень
Со стен домов проснувшееся солнце.
И всё пространство затопил озон.
И стайки верб с корою темно-красной.
И тает, голубея горизонт.
И манит март поскрипывающим настом.
2000.
Красный лес. Золотой закат.
Первый раз кукует кукушка.
Я сегодня сажаю картошку
И по старому жизни рад.
И доносится поезда звук
С белоостровского далека.
И как в юности душу вдруг
Поманила, позвала дорога.
Только я теперь домосед.
Разве в лес схожу за грибами,
Что за ландышевыми ночами
Росным утром прорежутся вслед.
И о юности мне напомнит
Милый спутник жизни моей –
От начала до склона дней –
Мой любимый цветок – шиповник.
2000.
.
Под колесом велосипеда
Шуршит опавшая листва.
Как шкура мягкая медведя
Лежит пожухлая трава.
Подёрнуты туманом горы.
Сойдет в ущелье он. И мне
Откроются вершины скоро
В слепящей снежной белизне.
1994.
Уже не хватает солнца,
Чтобы чернике дозреть.
Холодным огнем заката
Осенним лесам гореть.
А что же ещё мне надо?
Я с рюкзаком на спине
Уйду к далеким озерам,
Что синего неба синей.
Омытая бодрой кровью
Да будет ясна душа,
Как небо, как эти озера,
Как то, что придет весна.
1956.
О зарастающее озеро
В зеленых ярких мягких мхах,
Где лилии легли стрекозами,
Где лаской летнею слегка
Играет ветр лесными травами,
И кучевые облака –
Для бирюзовых окн оправою,
И птичий посвист в тростниках…
К чему нужны мне ваши прения,
К чему мне левые и правые,
Коль в сердце каждое мгновение
Та правда, что живет в веках.
1999.
В июньский день на солнце серебрится
Березы белой легкая листва.
До полуночи солнце не садится.
И сочная зеленая трава
К утру опять стоит в прохладных росах.
Шиповник собирается цвести.
И никаких ответов на вопросы,
Верней, чем этот, не дано найти:
Откуда и куда мы здесь – не знаем.
Но эта жизнь проходит только здесь.
И только здесь Земля моя родная –
В ней сотворен и растворен я весь.
И чувствуешь покуда радость эту,
Её достоин будь и приумножь
Всё то, что оборачивается светом
В душе и мире. Остальное – ложь.
1999.
Под вечер ветер усталому
Садовнику гладит волосы.
Там мальвы лилово-алые
И белые гладиолусы
Глазами заката глядят.
И сумерек нежного голоса
Последние звуки звенят.
1960.
Свет простой от простого цветка.
Мне не надо занятной игры.
Суета от меня далека.
Ни к чему мне «иные миры».
Этот миг для меня как века.
Свет простой от простого цветка.
1997.
Набродившись, наевшись ягод,
Надышавшись настоем лесным,
На сухом пригорке прилягу
И почувствую молодым
Своё тело и мудрой душу,
И в глаза вобрав небеса,
Буду тихо Вселенной слушать
Разноцветные голоса.
1997.
7. ПУТЬ ПОЭТА
Я вышел рано, до звезды
А.Пушкин.
Нет, не игра и не азарт –
Души и мира средоточие.
Жизнь манит не угаром карт,
Но вечно-вешними листочками.
Случайной краске неба рад
Я больше, чем любым орнаментам.
Мне чёрт, воистину, не брат:
Я в казуистике неграмотен.
И беззащитен в суете,
В той локте-горловой базарности,
Где правят вечные не те –
Нахально-стадные бездарности.
Но я не жалуюсь. Ручьем
И опадающими листьями
Я растворюся в мире том,
Что славен не в вине, а в истине.
В извечной правде, где в тиши
Рождается добра творение,
А зло, изрядно покружив,
Исправно служит удобрением.
1994.
Гениями после смерти признают.
Ну а, сколько тех, кто затерялся?
Скор непонимающих был суд.
Не пробился бедный, не прорвался.
Не хватило шарма и локтей,
Совесть часто под руку толкала.
Вот и затолкали его те,
Кто кумиром делает нахала.
По уши зарывшись в суету,
Без святынь, без табу. Без запрета,
Проскочив последнюю черту,
Входит в апокалипсис планета.
Там пошляк пред овцами – «гуру».
Всё открыто и переоткрыто.
В бисер имитируя игру,
Там толпятся свиньи у корыта.
И в «культуру входят» невзначай
(Что от той культуры остается?…).
Но ещё алеет иван-чай,
И туман клубится над болотцем.
И леса по-прежнему стоят,
И душа костра вбирает запах.
И глаза в глаза глядит закат,
И покой затих в еловых лапах.
И жива гармония пока
Меж болотцем и небесной высью
И моей душой – наверняка
Жизнь моя ещё имеет смысл.
1994.
Героя из меня не получилось,
Но и под дудку века не плясал.
Да, жизнь прошла.
И чуда не случилось.
Попробуем пожить без веры в чудеса.
1995.
Нет, я не Моцарт.
А точней – я Моцарт,
Измордованный Сальери
И ставший злым, как мой исконный враг.
И это зло меня так тяготит…
Ведь от природы легок я и добр.
Но только воспаришь в невидимый эфир –
И тут как тут: толчок, плевок иль окрик.
Ну, как в базарной давке танцевать?
Трястись же в рэйве – лучше пусть растопчут.
Но нет, нет, нет, – я смерти не хочу.
И рвусь из давки - споро, зло т резко,
Чтоб где-то, как-то обрести покой.
И снова вдохновение, добро и легкость
Во мне и мире музыкой плывут.
1997.
Окреп мой горький голос.
Сиянье глаз моих над городом стоит
Сияньем синих звезд размером с солнце.
Я, поэты, я, люди, пришел как человек и как поэт.
Я не актер. Душа и мир – не сцена.
Я не гурман. И лакомым кусочком
Сверхновых образов я вас не поражу.
Не любопытен я. И не занятен.
Я просто человек. И просто солнце,
Земля и воды – вот моя стихия.
Мои стихи – как звук прибоя,
Как звуки марша на подходе к цели,
Как символ. Как сигнал: прибой идет.
1963.
Что мне сделают волны такие?
Вдохновеньем и счастьем храним
Я пройду сквозь невзгоды любые,
Словно солнце в грозу – невредим.
Я отмечен велением рока
Проложить непроторенный путь.
Мне ль бояться идти одиноко,
Мне ль желать на пути отдохнуть?
1949-1951.
Сады закрыты на просушку,
Асфальт дождем весенним вымыт.
Под опрокинутою кружкой
Сырых небес седые дымы.
Тяжелый нависает вечер,
Волокна туч огни вбирают.
Весну несущий влажный ветер
Лицо и душу освежает.
О старый ветер дальних странствий,
Мой детский друг, моя надежда,
Пока меня ты не оставил,
Я буду тем же, что и прежде.
Тем вечно жаждущим поэтом,
Бродилом жизни беспокойным,
Стремящимся сквозь все запреты
К мечте заветной – жизни вольной. 1953.
Лёд латунно-серебристый,
В небе стынет синий вечер.
И колеблет блеск огнистый
Влажный и весенний ветер.
Окна пьют вечерний воздух,
Снег тускнеет, золотится.
А над миром реют звезды
И рубиновые птицы.
Синий, красный и зеленый
Свет бросают на панели.
Кровь холодную неона
Выпив, улицы темнели.
И как прежнею весною,
Как бесчетность прежних весен
Слышит сердце шум прибоя,
Песнь ветров в вершинах сосен.
Эти канувшие краски,
Этот зов ушедших далей,
Вы ли молите о сказке,
Вы ль меня к себе призвали?
Знаю, снова буду слушать
Милую планету – Землю.
Пусть беспамятные души
Гимну радости не внемлют.
Не для них – забывших Солнце
Мы слагаем песни эти
О грядущем незнакомце –
Победителе - поэте.
1951.
N… в городе нету.
В Публичке; гаснет свет.
И вновь идет по Невскому
Философ и поэт.
Идет как в былые годы
Походкою словно ветер,
Как будто бы тем же самым
Всё осталось на свете.
Уверенный, четкий, твердый
Взгляд и шаг –
Как будто внутри и снаружи
Не притаился враг.
Как будто бы нет угрозы
Мира залить в один миг
Последний оставшийся остров
Идей и книг.
Как будто бы мир – не море.
А сам он волна прибоя,
Идущая через вечность,
Оставаясь самой собою.
N в городе нету.
В Публичке гаснет свет.
Вне времени и пространства
Философ и поэт
Идет по осеннему городу
В звездный час, через листопад
Ветром, волной прибоя,
Не оглядываясь назад.
1958.
; Публичная (ныне Российская Национальная) библиотека в Ленинграде (Санкт-Петербурге).
И Пришвин жив во мне, и Генри Торо,
И Озеро, и вечных весен свет.
Их образы – души моей опора
И на любые вызовы –ответ.
И как ни тусоваться, ни беситься, -
А всё же жив и Бог и Человек.
Ток бунинских и тютчевских традиций
Продолжится и в ХХ1 век.
1998.
Содержание
От автора
1. Я вернулся
А я, слава Богу, в России…
Возвращение
Вечер. Ветер. Трепет ветвей…
Голубеют всех вод разливы…
За что ты цепляешься, память?…
Исхожены, изброжены леса…
Моей бабушке было восемьдесят…
Львы на канале Грибоедова...
И всё быстрей сезонов смена…
2. Связь времен
Линяет осень. Грусть дождей…
Вновь ландышей россыпи вешние…
Дни стояли серебряно-тихие…
Под ложечкой, где обитает чувство прошлого…
И всё безвозвратно. Мы смертны…
Связь времен
Котов увозят с дач осенних…
Настоянный на листьях уходящих…
Прозрачно северное лето…
Проиграл я свой спор с судьбою…
Цвел лучок полевою астрою…
Наступило прекрасное лето…
В водах лонных, в водах весенних…
Одно я понял совершенно точно…
3. Восстание масс (Человеческое, слишком человеческое…)
История идет неравномерно…
С тех пор как люди стали неравны…
Кончается ХХ век…
О, бездарей ассоциации…
Поэты издаются за свой счет…
Современность
Номенклатура приспосабливает…
Месть и власть
Итог всех наших перестроек…
Ничто уж не поможет Бандар-логу…
Образованцы
Всё шумят, суетятся, кривляются…
Мой взгляд на историю
Прошла эволюция быстро…
Если сон ваш пуст…
Люди, как и коты, никогда не бывают неправы…
Месть и власть
Итог всех наших перестроек…
Ничто уж не поможет Бандар-логу…
Образованцы
Всё шумят, суетятся, кривляются…
Современность
Номенклатура приспосабливает…
Постмодернизм
Мой взгляд на историю
Homo, ты, homo…Всё напоказ…
Сменяются личины, формы…
4. Одинокий под звездой одинокой…
Каждая книга – как будто последняя…
Вся душа как тлеющая рана…
Баллада об одиноком…
Старость
Кривые тропы, кривотолки…
Не расскажешь, не докажешь, не покажешь…
Ни логика, ни четкость изложенья…
Не знаю, скромно это иль не скромно…
Леса туманятся и мягкий снег пушист…
Что толку злиться, исходя обидой?…
Атомы
Где пылающий куст зари…
5. Нет формулы любви…
Давно увяли те цветы…
На смерть брата
Весна и лето пролетели скоро…
И страсть была. И преклоненье было…
Завистниками злыми не прощенная…
Нет формулы любви
К вечеру поднялся ветер…
Зря я шел дорогами победными…
Романс
Плакучая береза над водой…
Щебечут птицы в тишине…
Повесть о круглых коленках…
6. Верю я лишь в тебя, о, природа моя…
От Комарова и до Репина…
Карельское лето
На снежном поле утром рано…
Построив дом, я строил баньку…
Вдоль озера с корзиной полной…
Легкий дождик набежал…
По обочинам дорог…
Над краснеющими осинами…
За серебряным туманом красная луна встает…
Ты посмотри, какой сегодня день…
Красный лес. Золотой закат…
Под колесом велосипеда…
Уже не хватает солнца…
О зарастающее озеро…
В июньский день на солнце серебрится…
Под вечер ветер усталому…
Свет простой от простого цветка…
Набродившись, наевшись ягод…
7. Путь поэта
Нет, не игра и не азарт...
Гениями после смерти признают…
Героя из меня не получилось…
Нет, я не Моцарт…
Окреп мой горький голос…
Что мне сделают волны такие?..
Сады закрыты на просушку…
Лёд латунно-серебристый…
N… в городе нету…
И Пришвин жив во мне и Генри Торо…