Когда-то (давным-давно) Ирука училась на японском отделении одного очень престижного факультета самого престижного ВУЗа самой большой и почти самой (а может и самой, я не спорю) великой страны мира. Она всем этим гордилась.
После первого курса мальчикам рекомендовали записываться в студенческий стройотряд и ехать на целину. Факультет, как я уже отметила, был престижный и открывал широкие возможности для реализации разнообразных амбиций, но поездка на целину давала дополнительные очки, особенно для вступления в ряды…
Девочки же (их на факультете было мало. Примерно 15-20%. Потому что обучение редким языкам стоило дорого. А девочки имели обыкновение выходить замуж за амбициозных мальчиков и забывать эти редкие и ценные языки.) ехали на целину «за туманом» и из чувства патриотизма. Ирука использовала обе мотивации.
Кто читал «Лысую пионерку» (кстати, как раз вчера моя одноклассница прислала мне из Бостона копию статьи, в которой говорится, что у них мужика посадили в тюрьму за то, что он избрал для дочери такую изощренную форму наказания, как обривание налысо), знает, что воспитывали Ируку очень строго. До поступления в институт она ни разу не ездила (даже с родителями) на юг, ни разу не была в пионерском лагере, и вообще ничего ни разу не делала. Хотя была девочкой бойкой и активной – то в совете дружины, то комсорг…Стишки писала.
В стройотряде Ируке очень понравилось. Здесь она научилась кашеварить на весь отряд и штукатурить коровники, а также закладывать фундамент для этих коровников и заливать его цементом. Здесь она впервые познакомилась с правильным написанием (на не застывшем цементе) матерного слова, обозначавшего женский половой орган. И здесь же она встретила свою первую любовь – однокурсника – красивого и высокого китаиста из глубокой провинции (тогда еще поступали без блата провинциалы, особенно, опять же, мальчики). Его звали, допустим, Николай (хотя на самом деле Валерий). Летняя звездная ночь в степи не требует никаких эпитетов, но Ирука - воспитанная в старозаветной строгости, вернулась в Москву во всем блеске своей девственной чистоты.
Еще два месяца промчались, как говорится, «на крыльях любви», а потом – как хотите, на выбор: «грянул гром» или «наступила неожиданная развязка».
Николай «с перевернутым лицом» встретил Ируку перед занятиями ( это был обычный ритуал) и поведал ужасную новость. К нему из далекой провинции приехала его первая любовь, которая самым решительным образом заявила о своих на него правах (поскольку не было в ней девственной чистоты). Звали эту девушку Таисья ( и вот тут уж, хоть убейте, имя менять не буду. Оно мне дорого. Как воспоминание). Таисья сказала, что если Николай не вернется к ней, то она либо пойдет в ректорат с жалобой на его кобелиную натуру, либо ляжет под трамвай (в их далекой провинции трамвая не было и она была вынуждена потратиться на проезд в поезде до Москвы) Николая не устраивал ни один из изложенных вариантов, и он понуро вернулся к растревоженной девушке Таисье.
А Ирука? О, эта порывистая, романтичная особа тут же решила, что ей, напротив, при сложившихся обстоятельствах в Москве делать больше нечего и надо ехать в Сибирь, на комсомольскую стройку. Ведь она уже умеет кашеварить и штукатурить коровники! Поскольку обеспеченные родители держали Ируку не только в духовной, но и в материальной строгости, ни вещей, ни денег у нее, естественно, не было. Это было проблемой. Но, как думалось Ируке, разрешимой. Бог с ними, с вещами, а вот деньги можно занять у Нино (на самом деле Медеи) – подружки и одногруппницы, которая жила в общежитии на Ленгорах и всегда была при деньгах. Перехватив Нино на подступах к старому зданию лучшего в стране ВУЗа, Ирука горячо и сбивчиво объяснила ей суть дела, пообещав выслать деньги из Сибири с первой же получки и при первой же оказии. Нино удивительно быстро врубилась в суть происходящего (а, может, просто хорошо представляла себе, чего можно ждать от этой малахольной) и сказала, что деньги, конечно, даст, но сначала их надо взять в Сбербанке. А Сбербанк там, где общежитие, на Ленгорах. И они поехали в общежитие. Ирука горестно коротала последние часы в родном городе, а Нино поспешила в Сберкассу. … И все не возвращалась. И не возвращалась. А когда вернулась, то была не при деньгах, но зато с папой Ируки, который руководил военной кафедрой этого престижного ВУЗа. И понеслось…
Конечно, родители Ируки прокляли неверного периферийного Николая, а за Ирукой стали следить пуще прежнего.
Между тем, рыжеволосая девушка Таисья за несколько месяцев освоилась в столице. Познакомилась с милиционером (а они в то время редко были иногородними или подмосковными), и этот милиционер пообещал на ней жениться и прописать в городе Москве, чтобы уже никогда не нужно было ей ложиться на рельсы или жаловаться руководству.
И Николай пришел к Ируке с повинной головой. А она его простила. Но поскольку за ними следили, родители Ируки были своевременно оповещены, а, следовательно, вооружены. И они сказали своей непокорной дочери, что из дома ее не выгонят, но отрекутся от нее однозначно, если она не покорится их родительской воле. Ирука не покорилась. С того дня на протяжении более чем полугода дома с ней никто не разговаривал (включая младшего брата, которому было тогда 10 лет), еду на нее не готовили, вещей ей никаких не покупали и давали в месяц 40 рублей, чтобы она не околела с голоду. Училась-то она хорошо, но из-за материальной достаточности семьи стипендии не получала.
Наступила весна, и Ирука с несвойственным ей прагматизмом подумала, что потом будет лето, а за ним осень. А дальше и вовсе зима. А пальто совсем сносилось и надо покупать новое. И тогда она опять записалась в стройотряд. Но поехала на этот раз не за туманом и не в приступе патриотизма, а потому что было нужно покупать пальто. Николай же поехал в свой город отдохнуть и проведать родителей.
Осенью родители сдались. (Это был первый случай, когда Ирука победила жизненные обстоятельства столь явно и блистательно). Они пригласили люто ненавидимого Николая в гости и… тут же смирились и со всей этой некрасивой предысторией, и с тем, что парень без роду, без племени и даже с тем, что ноги у него кривые. Было решено играть свадьбу и чем скорее, тем лучше (это была первая свадьба на курсе).
Однако, и здесь семью ожидал неожиданный удар. Растроганная мама начала петь дифирамбы жениху (теперь наконец можно было его так назвать) и в числе прочих приятностей отметила: «И красивый, и высокий – метр восемьдесят три! А в тебе, отец, кажется, метр семьдесят пять?» И тут папа возопил, покраснев, как буряк (если хотите, помидор): «Метр семьдесят семь!» - кричал он, и здесь маме надо было бы остановиться. Но она никогда не умела этого делать и с маниакальным упорством пыталась отрезать от папы его законные два сантиметра. Они прожили вместе двадцать нелегких лет. За эти двадцать лет (уж поверьте мне!) всякое бывало. Но разошлись именно из-за этих двух сантиметров!...
А я без приключений вышла замуж и уехала жить в общежитие.
Это было так давно. Про глупость и горячность все понятно, хотя страховки нет и сейчас.
А вот некоторых вещей не понять до сих пор. А хотелось бы. Что такое догма? Что такое норма? Где граница между ними и граница, которая отделяет норму от не нормы? И как все это соотносится с возможностью быть счастливым? У меня нет ответа. По крайней мере, однозначного.