Алёша! Алёша!
Не успел он выйти из-за угла, как снова раздался этот, ставший уже до боли знакомым возглас.
Черт, неужели дождалась?
Льет ведь, как из ведра, холод такой…
да и задержался он сегодня, как минимум часа на полтора – зашли с сослуживцем после работы пропустить по стаканчику, ну и засиделись, как водится, спешить-то некуда, в принципе…
Алёша!
Навстречу, от подъезда, к нему бежало насквозь промокшее, запыхавшееся чудо, махая при этом, как крыльями, коротенькими пухлыми ручками и мелькая, поочередно, из-под плаща, зелеными коленками...
"это она вчера на асфальте прямо посреди двора растянулась", - вспомнил он, - сильно видать…эх, дуреха…
- Алёша…
Вот она уже стояла перед ним, улыбаясь что есть сил, посиневшими, дрожащими губами.
- Замерзла небось совсем, глупенькая, ну шла бы домой, дождь ведь…
- Алёша…Алёша, здравствуй!
Она, словно бы пропустила его замечание мимо ушей.
- Привет, Катюш.
А где Маргарита Павловна, почему выпустила тебя в такую погоду, даже без зонта?
Он скорей поспешил в сторону входной двери.
- Простудишься ведь, а я виноват буду.
Катюша неуклюже засеменила за ним следом.
- Неет, что ты, меня никакая простуда не берет!
При этом она, как можно бодрее, шмыгнула носом, как бы словно в "подтверждение".
- Заходи скорее…
Он придерживал входную дверь, пропуская её вперед.
- Алёша…
Она поднялась на пол пролета и остановилась, преградив ему путь.
Ну вот…сейчас начнется…
- Алёша…
Она улыбалась и тянула к нему смешные ручки, с короткими, похожими на сосиски пальчиками…
- Катюш, не надо…я мокрый весь…
Но она уже самозабвенно ерошила его поредевшую, чуть прихваченную первой сединой, "шевелюру".
- Алёша…ты такой красивый…
"Да уж, тот еще красавец" – подумал он, поправляя, съехавшие с носа допотопные очки в роговой оправе (новые опять раздавил утром возле кровати...невезло ему с новыми, видимо для них плохая примета иметь хозяина любящего почитать перед сном).
- Алёша, а можно я тебя поцелую?
Она заговорчески состроила глазки, и тут же сложила губы трубочкой…
- Катюш, прекрати…
- Ну Алёшааа…
Трубочка распалась и нижняя губа обиженно съехала вниз…
- Катерина, не начинай! – он попытался придать голосу как можно больше строгости.
- Да знаю, знаю... – целоваться можно только после свадьбы…а ты не можешь на мне жениться, потому что у меня справка…
Её раскосые, выпуклые и одновременно суженные глаза наполнились слезами.
- Пойдем, пойдем, Маргарита Павловна наверное уже волнуется.
Он настойчиво, как ребенка взял её за руку, и стремительно повел вверх по лестнице.
Она молча поспешала за ним, обижено сопя и громко топая, своими гигантскими, грубыми ботинками.
- Ну вот, иди домой, переоденься и выпей чаю.
Настоятельно порекомендовал он ей перед дверью, буквально выдирая при этом свою руку их её цепких пальчиков.
- Все пока, будь хорошей девочкой.
- Ой, Алёша, постой, погоди…!
Услыхал он снова её возглас, почти уже поднявшись на два пролета выше до своей квартиры…
За возгласом последовал быстрый топот…
- Алёша, вот, держи, я связала…
Катюша поспешно вложила что-то ему в руки и тут же опрометью сбежала вниз, словно боясь, что тот опять её заругает.
Он, не глядя, сунул подарок в карман и, начал судорожно ковыряться в дверном замке.
Опять какая-то сволочь лампочку выкрутила…
Наконец-то дверь поддалась. Он зашел внутрь и, прислонившись к косяку устало выдохнул.
Постоял так несколько секунд, потом разулся…прежде чем снять куртку, инстинктивно сунул руку в карман…нащупал комочек шерсти…ну вот, опять…
Достал на свет…ага, сегодня значит желтые…прошел в комнату, открыл ящик комода, положил желтые к точно таким же зеленым, красным, синим, розовым, фиолетовым и т.д.….
Скоро можно будет магазин открывать…и почему бабка Зина не научила её что-то другое вязать?…шарфы, например, или свитера…ему как раз не хватало теплого свитера…вот свитер бы пригодился, а так…зачем ему пинетки?...ну да ладно, пусть будут, красивые…вдруг еще понадобятся…ну там, подарить кому-нибудь, в смысле…
Чушь какая-то…так, хватит, хватит об этом думать…
Он прошел на кухню, включил газ, поставил чайник…
Подошел к окну…дождь, как ему показалось, только усилился…
На секунду, вдруг, о чем то задумался, затем поспешил в прихожую…подставил стремянку, торопливо влез на нее, заглянул в антресоль…
Где-то здесь…должен быть, я помню… - бормотал себе под нос, суетливо ковыряясь в пространстве, заваленном всяким хламом…
А, вот, нашел! – разразился он, наконец, победным кличем, торжественно извлекая на свет, словно рыцарский меч из ножен, старый, нескладный, с выгоревшим аляпистым рисунком, оставшийся еще от мамы зонт…
Завтра надо будет ей подарить, а то ведь и впрямь простудится…
На плите одиноко засвистел чайник, непонятно почему, напомнив ему, вдруг, чем-то…
наверное, пронзительностью звука, или интонацией...то самое, пресловутое, до боли знакомое - "Алёша! Алёша!"
В груди тоскливо-неприятно сжалось и защемило, но не от обыкновенного раздражения, обычно сопровождающего реакцию слуха на данный возглас, нет, на этот раз его не было вовсе...отчего-то.
И еще, странно - совсем не хотелось сегодня на ночь читать.