Я был лучом , скользящим поперёк
дороги через лес, и нелюдимым
еловым лесом - летний ветерок
нёс надо мною стаи серафимов.
Те над бездонной готикой вершин
вразлад летели к северному морю;
я морем был , я небо ворошил
отброшенной от прочных скал волною...
Я речью был, неверной дрожью губ,
я был молчаньем вместо недомолвок,
я правдой был, но самый подлый лгун
не врал как я; я был и грязь и щёлок,
кустом сирени мокнущим впотьмах,
и тем, кто смотрит на неё из дома,
я был его попыткой задремать,
но сразу становился невесомым
дождём, вовсю лохматящим листву,
и рушащим сирени неподвижность,
и садом превращённым в длинный звук,
запутавшийся в шторе и затихший.
Я был тобой, любимая, - порой
лишь отраженьем в зеркале, но может
так увлекался данною игрой,
что был уже не отраженьем - большим .
Утрачивая бытия корысть
я притворялся прихотливой жилкой,
прохладной кожей, что её прикрыв,
твом сосцам оправою служила...
Ну а затем я снова лесом стал,
лохматой елью и лесной дорогой,
и дрожью придорожного куста,
и может быть - присогнутой осокой.