I
Дирижабль, выронивший якорь, завис в тумане Urina Diabetica.
Дирижабль скроен из сорных лоскутьев ателье:
Дамаск “барокко”, пурпурный муар,
polkadots, килт, Madraskaro in blau-schwarz.
На корме бесполезно вращается
пропеллер - лист клевера, облитый моторным маслом –
пропеллер масти треф.
Якорный трос облепили и обвили водные лилии;
Якорь зацепился за одну из двух
о чём-то неразборчивом беседующих
верб –
ШШШШШШ
расчёсывающих навакшенные колтуны моих мыслей.
Иловая буря, в иле бродят фигуры
с вращающимися из любопытства головами,
будто сливающимися в воронки воротов.
Покосившиеся столбы забора,
уже лишившегося сетки-рабицы,
как очередь истощавших по прекрасному
на свалку антикварной рухляди.
У истончавших самый тонкий вкус.
Проспект.
Два параллельных ряда нагромождённых друг на друга
вертикальных пианиноклавиатур с выщербливаемыми
в произвольном порядке клавишами-окнами по мере того,
как 00:00,
01:00,
02:00,
03:00 –
сомнамбулы часов безвольно рушатся в пропасть ночи.
Дека дорожного полотна,
молоточки неисправных шлагбаумов.
Физалисы фонарей,
высушенные, выцветшие фонарные плафоны,
где горящие плоды - поэтические сердца.
Хаотично парящие рупоры радиолярий
Cecryphalium sestrodiscus
вываливают велеречивые мантры
сумрачниц с колоратурным сопрано.
В парке раскиданы катушки Тесла
с намотанными на них нервами.
Ветвистые зелёные искровые разряды
декоративно имитируют кусты форзиции.
Дирижабль стремится всплыть.
И всюду, слышите, всюду дрейфуют скелеты радиолярий.
II
Обычные прохожие.
Очередь в продуктовую лавку.
Ленинский проспект.
Две беседующие девочки, у одной из которых
в руке ниточка, а где-то вверху
как с цепи срывается
пёстрый шарик наполненный гелием.
Шарик стремится улететь.
И всюду, слышите, всюду дрейфуют скелеты радиолярий.
А на небе весь в трихомах и спикулах
виснет скелет радиолярии Heliosphaera elegans,
внутри которого
пульсирует сгусток
сумасбродно мечущихся канареек.