С огромной благодарностью Науму Сагаловскому
за редактирование и помощь добрыми советами.
Вечной памяти
местечка Копыль
В наше тихое местечко
Не свернет узкоколейка,
И из всех чудес на свете
Есть у нас лишь Рохл-Лейка.
Дочка Шимона–цыгана,
Кареглаза, белозуба,
И клянусь, что пол-местечка
Спит и видит эти губы.
А когда она смеется,
Жить не хочешь – рассмеешься.
Пол-местечка смотрит, Рохл,
На кого ты обернешься!..
Дом на ней, и братья тоже,
Трое - Мотл, ДОвид, Зяма,
И малАя – шЕйне Роза,
Названная после мамы.
Целый день она в работе,
То готовит, то стирает.
НавернОе, у наркома
В доме чище не бывает.
Ей сказала как-то Голда,
Рыжая вдова-соседка:
"Мойша мой собрался в город,
Поезжайте вместе, детки.
Ты должна учиться, Рохл,
Ты же умница, я вижу.
За отца не беспокойся,
И мальчишек не обижу.
Накормлю всех, обстираю,
Чтобы мне не видеть сраму.
Холить буду нашу Розу,
Названную после мамы."
Повезло шлемазлу Мойше,
Все устроила мамаша -
Как последний хоменташ, он
Заграбастал чудо наше.
Вечером, закончив ужин,
С бороды очистив крошки,
Шимон ей сказал:"Учиться
Ты поедешь вместе с Мойшей."
"Никуда я не поеду, -
Рохл в слезы. - Не поеду!
Что же, как козу дурную,
Гонишь ты меня к соседу?"
"Я решил! – отрезал Шимон. -
И не будет разговора.
После шабеса, наутро,
Повезу вас с Мойшей в город."
На заре он впряг лошадку,
Тронул старую вожжами.
Пол-местечка в это утро
Рохл-Лейку провожало.
Вот она рукой махнула,
Будто каждому отдельно...
Нам бы знак, за той телегой
Мы бежали бы неделю.
Через год они вернулись
До родительской "усадьбы",
И большой начальник Мордух
Подарил им шкаф на свадьбу.
А потом они учились,
А потом они рожали -
Осю, Гришу и малУю,
Ставшую за Голду – Галей.
Жили весело и просто,
В коммуналке у вокзала.
Пол-местечка, навернОе,
Там хоть раз, да ночевало.
Тридцать лет в одной и той же -
117-ой районной -
Физику – Михал Иосич,
Алгебру – Рахиль Семенна.
Академик Пивоваров,
Знаменитый доктор Камин,
И еще один, секретный,
Были их учениками.
Дети выросли так быстро.
Оська в физике профессор,
Гриша – врач, и Галка тоже,
Замужем живет в Одессе.
А потом, конечно, внуки,
Дни рожденья, юбилеи...
Что еще на этом свете
Нужно старому еврею?..
.................................................
Все бы так, да по-другому
Порешилось в сорок третьем.
Не уехал Мойша в город,
Не родились его дети.
В наше тихое местечко
Не заглядывает лето,
Снег зимой не студит окна,
Никого там больше нету.
Две просевшие могилы
На опушке, без ограды.
Пол-местечка в той, что слева,
Остальные – в той, что рядом.
Все там – Шимон, Голда, Мойша,
Братья - Мотл, ДОвид, Зяма,
И малАя – шейне Роза,
Названная после мамы,
Старый ребе Канторович,
Две соседки - Хана с Бетей...
Вперемешку, без разбора
Женщины, мужчины, дети.
Фельшер Лейб, молочник Яшка,
Дора, Идка – пустобреха,
Тетя Соня, дядя Лейзер,
Все там, все... и наша Рохл.
Дочка Шимона – цыгана,
Кареглаза, белозуба,
И, клянусь, что пол-местечка
Спит и видит эти губы...
У бездомного забора
Не растет уже поречка.
Ходит ветер на могилы,
Где лежит мое местечко.
Там на всех довольно места,
Там не ведают разлуки
Неродившиеся дети,
Неродившиеся внуки.
Галя рядом с бабкой Голдой,
Жмется Гришка к дяде Зяме,
Две близняшки шейне Розы
Тулятся поближе к маме.
Их все больше, больше, больше,
Чьи-то сестры, чьи-то братья,
Внука вашего невеста,
Правнучки моей приятель.
Нет имён их в чёрных списках,
Нет следов в земле бугристой,
Вместо разных дней рождений -
Только общий день убийства.
Там уже земля осела,
Там уже земля остыла.
Столько нет камней на свете
Положить на их могилы.
Точно просекой по лесу
Выкосило наше семя.
И хоть годы гонят годы,
Ничего не лечит время...
Попрошу я внука Яшку,
Что по-нынешнему Jacob,
Чтоб назвал он дочку Rachel
После нашей Рохл-Лейки.
Чтоб она играла в куклы,
Как и все другие дети,
Чтоб жила на свете Рохл,
Чтоб она была на свете...