Осень-сводница, осень-разлучница
с календарными листьями спорила,
ливнем слёзы из туч, что получится
излечить безнадёжных от хвори, и
открывала тоскливый свой госпиталь
на руинах от лета, остывшего;
Врачевать не умела, на Господа
уповала, молила Всевышнего,
чтоб послал ей кого попокладистей:
не буяна, не мота, не пьяницу,
чтоб микстуры дождей ему — сладостью,
с остальным она, рыжая, справится.
И послал ей Всевышний зелёного,
с девятью золотыми кудряшками,
в местных баб безнадёжно влюбленного
/не буян был, а в меру дурашлив лишь/
Он, сентябрь, удивлял всех двуличием:
то морозило парня с испариной,
то, забыв, про порядки больничные,
целый день балагурил он с бабами.
Ночью снова озноб и бессилие
/бабы вечером делались мелочны/
Не хотелось им греть его, милого,
жаром тел своих, бабьих, не девичьих.
Почему, ведь терять-то им нечего:
не невинны, не первой уж свежести
ну и что же с того, что не венчаны?
По теплу, по согласью, по нежности.
Только бабы ночами холодные,
видно, лету все чувства оставили.
С сентябрем же лишь так…хороводы им,
да шептать ему, что «в общем, славный он»
Недопонятый и недолюбленный
угасал тот, дождями оплаканный.
Осень знала о жизни загубленной,
сшила саван ему. Краснобархатный
он надел и тридцатого вечером,
докурив самокрутку последнюю
из листвы, уходил он по млечному,
вспоминая любовь бабьелетнюю.
Осень рыжая, неугомонная,
снова спорит , одной смерти мало ей.
На закуску карбидо-лимонная
/сентября помянуть не мешало бы/
Вытирает очки запотевшие,
философствует пьяно « любовь-не мёд»
Но не долго. В листву облетевшую
к ней влюблённый октябрь на постой идёт