СЛАБОУМНЫЙ
Листва желта, и через парк нешумный
Я, не замедлив шага, не пройду.
Здесь интернат, и парень слабоумный
Подкармливает уток на пруду.
О, как он рад их суете утиной!
Полуприсев, горбушку теребя,
То захлебнется резким смехом длинным,
То забормочет что-то про себя.
Так одинок! – но никого не надо:
На белом свете лучше одному…
Весь мир его – чугунная ограда,
А за оградой мир – что он ему?!
Вверху Господь, от скверны мир не спасший,
Внизу счастливец – двух не свяжет слов.
И может статься, ум его угасший
Превыше изощренных, злых умов.
***
«Гарной жизнёнки уже никогда не побачим…» -
Вот что сказал мне в Волчанске,
В зачуханной чайной, старик полупьяный.
Шестидесятые годы кончались. «Как так? –
Думалось, - он не «побачит», но я-то, конечно, «побачу»!»
Клонится век жутковатый к концовке своей.
Старость еще далеко, но теперь-то уж ясно:
Нет, не побачу…
ПРИЕЗЖАЯ
Ах, девочка, беда моя, в июне
Зачем нам этот ломкий разговор?
Мы в мелководной плещемся лагуне
На площади, куда пришел собор.
Всё перепуталось,
Но море, перевесив,
У колоннады девственной штормит.
Я почему-то помню ваши веси –
То память генная – отец мой из Перми.
И в летний зной приятен свежий холод –
Среди колонн здесь хвойные леса.
Вглядись внимательней, запомни этот город,
Возьми с собой его лепные чудеса.
АФРОДИТА
Смотри, какое море за песком,
И где тела ты сыщешь величавей?
О, как им не хватает Афродиты!..
А впрочем, вот она – зовется просто Галей,
И легкий хмель ее колышет груди,
И рождена она пивною пеной.
И, дивный взгляд бросая,
Грациозно
Играть она садится в дурака.
НА КЛАДБИЩЕ
Распускающихся почек запах клейкий,
Серафимовское кладбище, старушки…
Я раздумываю, сидя на скамейке:
Жизнь не стоит ни копейки, ни полушки.
Не помогут причитания и стоны,
Помирать – что в лоб, что по лбу –
Всё едино.
Здесь от церкви сбоку слева спит Филонов,
Ну а справа спит профессор медицины.
Здесь лежит так много всякого народу,
Что становится и зябко, и тоскливо.
Ржавый краник тонкой струйкой цедит воду,
Набираемую в банки для полива.