Роман-поэма "Демидовы"
Сидел Демидов властелином
В своем нетронутом гнезде,
И будто правил целым миром -
На мелком, горном пятачке.
В Невьянск, с визитом объявился
Проворный, бойкий офицер,
В кафтан хозяин обрядился
И пригласил на свой манер.
«Простите, что не смог вас встретить?
Хворь надоела, в жилах боль,
Визит Ваш можно и отметить,
Пожалуйста, вот хлеб и соль».
«Благодарю хозяин, мило,
Наслышан вами от людей,
Но, видеть вас не доводилось,
Хоть и в упряжке прыть коней».
«Ну, что ж, Демидовы здесь правят -
Льем ядра, пушки для царей,
За тем и прибыли, я вижу,
Чтоб прокормить своих детей».
«То верно, стены то крепки,
Маренный дуб и мощный свод,
И давит где-то на виски
В журчащем звоне талых вод».
«Отец любил железно ставить,
Надежно, крепко, на века,
И приходилось часто ладить,
Скреплять дубовые леса».
«Таежный край, холмы и горы,
Куда не кинь – везде простор,
Мест здешних, верно, не облазить,
Кругом валежник, ели, бор».
«С дороги, вижу, что устали,
О деле завтра погудим,
Ложитесь спать, Бог будет с вами,
Ну, и на этом порешим».
Служанка в зал явилась вскоре,
Велел Демидов ублажить,
Гость шевельнулся в разговоре,
Никита пыл смог остудить.
«Скажи, чтоб баню истопили,
Да с жарким паром, угольком, -
Ну, вот отца с тобой почтили,
Да мысль развеяли пред сном».
Молодка ласково глядела,
Румяный взгляд лицом пленил:
«Веди в покои офицера!» -
Прикрикнул барин что есть сил.
Стук в коридоре отозвался,
Никита был изрядно пьян,
И шепот в душу тихо крался,
Как досаждающий бурьян.
Покои спальни били мраком,
Едва пускали окна свет,
И на стене, покрытый лаком
Висел Демидова портрет.
Гость снял мундир и портупею,
Ходил по горнице, как сонм,
Повсюду глаз Никиты веял,
Массивность бревен – в жуткий фон.
Нахмурил он в усталость брови,
Тисненый дуб стеснял весь дом,
Набухли вены жаром крови,
Превратность жгла сухим огнем.
Столичный дух был близок гостю,
И хрупкость яркого дворца,
Лицо пронзало струнка злости,
От стен кружилась голова.
Вот дверь тихонько отворилась,
Молодка в спаленку зашла:
«А вы поели, ваша милость?
Для рук я тазик принесла».
«Недурно, можно прикусить,
Не откажусь обедать с вами,
Пошто обеду в кухне стыть?
Когда так пахнет пирогами».
Поел гость вволю в барском доме,
Девчушка взбила враз постель,
И потупив глаза уныло,
Взгляд устремился плавно в дверь.
И задержав свое дыханье,
Передник тихо теребя,
Все выжидала с замираньем
Наказы властного плеча.
Она была красива, статна,
Глаза горели, будто луч,
Фигура стройная приятна,
Лишь стеснена немного грудь.
«Ты что? Ступай к себе в светлицу,
Уж темень яко на дворе,
А завтра будут снова птицы
Кружится в вольной широте».
Вот, дверка тихо приоткрылась,
Легонько лязгнуло кольцо,
И в темноте девица скрылась,
Рассеяв в сумраке тепло.
Куранты били такт мелодий,
Играла музыка души,
Народных песенных рапсодий
Под звездным сумраком ночи.
Проснулся Урлих очень рано,
К столу хозяйка позвала,
И, затаив свое дыханье,
Шепнула голосом она:
«Вы, барин, не всему и верьте,
В добре есть злоба и корысть,
Под маской могут быть и черти,
Да жалкий писк коварства крыс».
Никита – брат родной семейства
Давно уж гостя поджидал,
С присущим видом лицедейства
Вопрос в нескромности задал:
«Как вам спалось в господском доме?
И не тревожили ли сны?
Здесь благодатно жить на лоне,
Под утро будят петухи».
Никита чавкал с видом грозным,
За внешним лоском грязь и смрад,
Пил чарки добрые безбожно,
Хоть и одет был на парад.
Часы на башне заиграли,
От звука гость поднял глаза,
Блеснул рубин большой с камнями -
Кольцом, дворянского перста.
«Отколь сии у вас куранты?
Играют просто от души», -
«Что ж, позаботился хозяин,
С земли Голландской привезли».
«Приснились ночью мне разливы,
Вода большая в речке шла,
Сметала водная стихия
Заплоты, струги и дома.
Неужто что стряслось, хозяин?
Что б означали эти сны?
Я, вправду, и не знаю, барин,
Что за напасти сатаны».
Лицо Никитича заплыло,
Пот проступил на складках лба,
Вся удаль тот час же остыла,
Сгустилась в мыслях страх и тьма.
«Почто мерзавцы не сказали,
Может обрушилась беда?
Что ж прохиндеи промолчали,
Не доложили мне сполна?!»
Примчался Щука для доклада,
Кивнул угрюмо головой:
«Беда хозяин приключилась,
Плотину прорвало с водой!»
«Как так? Пошто чинишь разор?
Осиный кол вобью тебе,
Забыл, кто здесь хозяин гор?
А что еще в большом дворе?»
«Варнаки беглого убили,
Плотинный мастер мертв лежит,
И тело в лес перетащили -
Ему б запруду сторожить».
«Вот так у нас жизнь протекает,
Бежит с Сибири всякий сброд,
Как только утро наступает,
Не оберешься всех забот».
Демидов залпом выпел чарку,
До дна стакан смог осушить,
И после быстрых размышлений
Решился к делу приступить.
Блестел пруд яркою водою,
Ряб волн, отбрасывала блеск,
Орел кружил над широтою,
Вдали ласкал покоем лес.
Завод дымил, шла в формах плавка,
Дышала домна у ворот,
Из-под земли тянулась травка,
Трудился в тягость весь народ.
«Ну, слава богу, все на месте,
Обладил Щука – верный пес,
И петуха подать к обеду,
Ну, что уставился, прохвост?»
Ходил гость чинно и пристойно,
Смотрел хозяйство без листа,
И после сытного застолья
Велел дать записи литья.
Тянулось в думах долго время,
И сверка описей вразрез,
Ничто не льстило офицеру,
Витал как будто черный бес.
Сгущался вечер над заводом,
Чернавка слезы пролила,
И звезды в темном небосводе
Бросали тусклый свет луча.
Вбежала в горницу девчушка,
Перину взбила на покой,
Рукой поправила подушку,
Лицо умылось лишь слезой.
«Уж не могу я быть здесь боле,
Демидов ходу не дает,
Женить собрался против воли,
Ох, чует сердце поворот!»
«Дитя родное, не печалься,
Расставит время все, как есть,
Ты береги себя, старайся,
Тогда придет благая весть».
«А ты их бойся сумасбродов,
Им и ничто тебя убить,
Стопили много уж народа,
Одно мученье с ними жить».
Облазил Урлих стены Башни,
И видел трупы в тайниках,
Но, доказательства напрасны,
Вселялся в тело жуткий страх.
Демидов – брат устал от взглядов
Прогнать, да совесть не велит,
Под вечер вел свои рассказы,
Чтоб душу грешную излить.
В последний день пришла девица,
Чтобы постель вновь расстелить,
И слезы капали по ситцу
От унижений и обид.
«Убьет меня Демид, как чую,
Возьмите в путь, на край земли,
Служанкой верной я вам буду,
Платить работой от души».
И не сказал гость так и слова,
Молодка выбежала прочь,
И после долгого раздора
Терзался Урлих в муках – ночь.
Вот подошел отъезд, к дороге,
Сидел Демидов во дворе,
Повелевал он, словом строго,
Велел покланяться земле.
Стояла в горести девчушка,
Глаза смотрели в небеса,
И удалялась колымага,
А по щеке текла слеза.
продолжение следует...