Стихийное выступление на Кыштымском заводе

Валентин Клементьев
Роман-поэма "Демидовы"


Пожар охватывал селенья,
Приказчик мчал в родной завод,
Горели избы и куренья,
Волненье ширилось в народ.

Башкиры стрелы осыпали,
Да убивали жигарей,
И пепелище оставляли
От поселения людей.

Взносили петли в жажде мести,
И ненавидели дворян,
Несли посланцы злые вести,
Как досаждающий бурьян.

Добрался Селезень к Кыштыму,
Приказы сыпал дворовым -
Усилить спешно караулы,
Крепить заплоты, ставить тын.

Башкир-орда разбушевалась,
Ведет ватаги Салават,
От искры буря разыгралась,
Нарушив мирной жизни – лад.

Нежданно Митька объявился,
С ним Саава ехал на коне,
Поп, что от церкви отлучился,
Да распознал весь грех в вине.

«А это кто еще такие,
Коих послал сюда господь?
И что за всадники лихие
Мчат рысью прямо на завод?

Ну и дела, сам Митька Перстень
Идет, неужто в западню?
Вот те негаданные вести
В забытом, сумрачном краю.

По кандалам скучал, наверно,
Зачем пожаловал, варнак?
Твои поступки очень скверны,
Для нас ты стал законный враг».

«С дороги прочь, не видишь что ли,
Вот манифест из рук Петра!»
«Ишь вы, посланцы, мне тут с поля
Заупокойного царя.

Вяжи их»! – крикнул тут приказчик,
Стащила стража молодцов -
И в подтюремок сих посланцев!
Найдем управу на воров!»

В темнице звякнула решетка,
Закрылся с силою запор,
Роптал поп жалобно и робко,
Да сеял сумрак и раздор.

«Что ж так ты рано опечален?
Повремени, придет рассвет!
Взойдет удача и над нами,
Пока живет Петра завет».

Спускался вечер над горами,
Снег мягкий землю порошил,
Шум затихал над головами,
Все меньше молот в домне бил.

Одна прогорклая ворона
Лишь показала черный хвост,
Крылом взмахнула у забора
И улетела на погост.

Прознал старик о заключенных,
И душу дал себе излить,
Набат разнесся в колокольне
И стал отчетливей звонить.

Проснулись снежные просторы,
Лесное эхо отдалось,
Гудели молоты и горны,
И звуком все отозвалось.

Взбешенный Селезень, стрелою
Нацелил гнев на Голубка:
«Пошто тревожишь ты бедою?
Ух, старый филин, сатана!»

«Ну, прочь отсюда, хватит доли,
Беги же ирод, пока цел!
Попил ты пес довольно крови,
Оставил жалкий всем удел.

Пошто посланцев в клетку бросил?
Аль жить предстало не с руки,
Народ тебя растопчет в злости!
Что ж ты уставился? Беги!»

Сильнее колокол ударил,
Завыли громко злые псы,
Бежал люд с ломами, кувалдой,
Кто нес дреколье, топоры.

Толпа все быстро пребывала,
Приказчик сдернул свой кафтан,
И, поразмыслив в спешке здраво,
Исчез в заоблачный туман.

Мастеровой ударом лома
Снес пошатнувшийся запор,
Подобью молнии и грома,
Толпа вся ринулась во двор.

Горели бочки смоляные,
На лицах сажа от угля,
Читал поп строки золотые
От Пугачевского царя.

«Ну что вы, люди, приуныли?
И люб ли вам сей манифест?» -
Окрикнул Перстень что есть силы,
Неся народной массе весть.

Кивнули главами крестьяне:
«Сей манифест, конечно, люб.
Веди туда, где прячут бары
От наших глаз сокрытый труд».

Темнели барские хоромы,
Не видно в мраке огонька,
Не светят стрельчатые окна
У безмятежного пруда.

Толпа нагрянула на спальни,
Звенели стекла, щеп летел,
И разошлись холопы рьяно
Громить Демидовский удел.

Ударом зеркало разбилось,
Крушились стены и столы,
От лома рамы покосились,
Рвались персидские ковры.

Поролись мягкие перины,
Лебяжий пух кружил вокруг,
Летели под ноги картины,
Стоял в хоромах гвалт и стук.

Мгновенно пламя дом объяло,
Огонь по кровле заиграл,
И разом бревна запылали
От жара остов, брус трещал.

Как факел, дом горел в округе,
Взметались искры в алый цвет,
Сновали в спешке быстро люди,
Давно простыл хозяйский след.

В укромной низенькой светелке,
Схватили Юльку на беду,
Толпа кричала очень громко:
«Предать раскольницу суду!

На тын демидовскую суку!
Разбогатела на слезах,
И загубила жизнь Катюши, -
Кричали женки впопыхах, -

Мы гнули спины, убивались,
Ребятки пухли без еды, -
Она в удобстве отсыпалась,
Не зная тяготы судьбы».

Куда бы взор не обращала
Везде колючие глаза,
Толпа неистово кричала,
Лишь надрывая голоса.

К воротам гнали, как отраву,
Толкали девку мужики,
И в ожидании расправы
Раздался голос из толпы:

«Стой! Братцы, пыл свой придержите!
Она заплатит мне за все!» -
Окрикнул Перстень боевито,
И заслонил ее плечо.

Она вцепилась что есть силы,
Глас остудил на миг народ:
«Приедет пан и спустит жилы,
И кожу с вас живых сдерет!»

Раздался чей-то грубый голос:
«Молись, блудница, до зари!
Ишь, как оса, вцепилась в волос
От непростительной вины?»

Рванулась Юлька, от ненастья,
Но, Перстень крепко удержал:
«Ты искалечила мне счастье!
За что рок Катю покарал?»

Схватил полячку, хваткой цепко,
И потащил в глубокий ров,
А впереди чернели ветки
В предсмертном омуте оков.

Отец зачитывал присягу
На верность царского перста,
Перевернул Спас в передряге
Канон, нарушив естества.

Вооружилась вся ватага,
В конторе вскрыли сундуки,
Все нарастал огонь пожара,
Горели книги в угольки.

В Кыштым примчал гонец отважный,
Чекмень казацкий на плечах,
Ружье поблескивало важно,
Два пистолета, плеть в руках.

«Хлопуша! – Перстень тут воскликнул, -
Прокофий видно докучал»,
«То верно, сбег от наказаний,
Да сразу в войско и пристал.

Мне пушки надобно доставить,
Кто сможет быстро их отлить?
С кем это дело мне обладить,
Дабы припасы получить?»

Тут мастерство и пригодилось
Для рук умельца Голубка,
Усердно, в пот пушкарь трудился,
Отлив два новеньких ствола.

Раздался гром в горах Кыштыма,
Пальнула пушка в щит ядром,
«Ай, молодец, вот это сила!» -
Хвалил Хлопуша языком. -

«За службу верную целковый!
Оружье можешь дельно лить»,
«Пусть будет батюшка доволен,
Дворян скорей бы покрушить».

Старик не мог угомониться,
Металл ласкал своей рукой,
А конник вскоре снарядился
С обозом дальнею тропой.

Морозным утром мгла повисла,
Взошел клуб дыма вдалеке,
Вороны стаей ненавистно
Летели к начатой беде.

У домен Перстень верховодил,
Открыл люд в спешке колошник,
«Козел» процесс печи расстроил,
Померк привычный глазу блик.

У деда сердце защемило,
Всплеснула сильная рука:
«Что ж домну, вы, «козлом» убили?
Прочь ненавистный сатана!»

«Нам приказали, мы и робим,
И барам надо насолить,
Уж отпахали свои годы,
Пора бы волюшкой пожить».

Невыносимая обида
Легла на плечи Голубка,
И мужики с угрюмым видом
Взор отводили мастерка.

Остановилась плавка домны
В суровом бремени забот,
Издал дед тягостные стоны
На лбу пробил холодный пот.

Грузились в сани: пушки, ядра,
Кули с провизией зерна,
Бунтовщиков ждала Челяба
На первой линии огня.


продолжение следует...