В старом вырицком доме, где моего осталось
только детство, а ты скоротаешь старость,
я с семейством на птичьих правах, и август
кончился. Множеством глаз, как Аргус,
ясной ночью сквозь тьму небосклон глядится
в бочку дворовую, чья водица
холодна и черна, точно ему – сестрица.
В опустевшие дачи селятся сырость и
глаголы прошедшего времени, в скорости
уступая только опавшей хвое,
покрывающей здешнею местность
в пространстве коей,
я хотел бы остаться тебе хоть одной строкою.
Зелен и горек, словно листок сирени,
лучшего следствия этих трех строф себе не
мыслю, поскольку лишь так могу объяснить
кто я есть,
превратившись с семьей в троеточие, удаляясь…