На мели

Преображенская Лариса
        Продолжая исследование темы о совместимости гения и злодейства, я обратилась к материалу, поданному мне приспешником дьявола неким Андреем Покровским*. Отнести его к таковым позволила мне его хамская манера вести диалог, причем зачастую вмешиваясь в чужие разговоры. А уж плевать в Писание ему тем более не стоило. Это будет стоить ему потери не только вдохновения, но и, скорее всего, разума, если допустить, что он там еще имеется. А это мы можем легко проверить, окунувшись в его пусть и скудное (2 стихо), но все же творчество. Итак, поглядим, кто водил пером нашего горе-дуэлянта (Ангелы настаивают на том, что это Светлый По).

«Птицы неба – это журавли,
Что летят отсюда поневоле.
Это всё знакомое до боли –
Караван уносит от земли».

Первое заключение достойно уст ребенка ясельного возраста, которому кажется, что он открывает этот мир и потому имеет право на такие громкие заявления, поскольку других птиц он еще не видел, либо встречался только с курицей, которая, как известно из народных преданий, не птица. Также смешны характеристики действия этих самых, единственных в небе, птиц. Автор наивно полагает, что летят они в теплые края помимо их собственной воли, гонимые ветром, как Лермонтовские облака. Но, птицы, в данном случае оказались разумнее человека, не сетуя на природу, у которой, как известно, нет плохой погоды, по словам Эльдара Рязанова, следуя туда, где на данный момент есть более благоприятные условия для зимовки. Что это все так знакомо автору, остается тайной. Не думаю, что журавли тоскуют о дне вчерашнем, когда видят свет дня грядущего. А это прописная истина и не только для журавлей – тот, кто живет прошлым, теряет будущее. Но наш ясельник, похоже, этого не понимает. Последняя фраза курьезна до смеха. Караван уносит от земли к земле, надо полагать. Иль автор считает, что это беспосадочный полет. А мы сделаем пересадку и перейдем к следующему четверостишью.

»Каждый день склоняется к ночи.
Вроде бы и жизнь теперь не нова.
Если плохо – в поле прокричи,
От души, какое-нибудь слово».

Следующая фраза также звучит по-детски аляповато, претендуя на открытие, хотя это уже и не ново для автора, но, по всей видимости, он хочет удивить этим заявлением мир. А далее следует совет психолога о том, как справляться с депрессией и жаждой высказаться. Это звучит уже в классическом варианте, напоминая строки Тютчева, о том, как надо таить волшебные родника ключи – питайся ими и молчи – в данном случае в поле прокричи, все, что на ум придет. Но сам автор этим советом не воспользовался, а кричит журавлиным курлы на всю стихиру, привлекая к себе внимание публики, в нашем случае благодарной, хоть и, по мнению автора, бездарной. А какое слово слетает с уст, когда человеку плохо, мы и озвучивать не будем, ибо это можно прокричать только в поле, сетуя на долю и то человеку неразумному. Разумный понимает, что небесная канцелярия фиксирует даже мысль,  потому отслеживает свои помысли и, следовательно, слова, чтоб не слетела с катушек голова. Итак, пропустив мимо ушей то самое слово, мы окунаемся в эти дебри мрака снова.

»Дождь стучит: дороги не видать.
Запах листьев мне напомнил детство.
Вспоминаю: голубая гладь
И в груди колышущее чувство».

О поэтической слабости мы умолчим, ибо она здесь и  предполагалась, исходя из принципа о совместимости гения и злодейства, а по смысловым дорожкам пробежимся. Ситуация «дождь стучит – дороги не видать» очень актуальна в  связи с чрезвычайным происшествием на Байкальской дороге, где при снятии верхнего слоя асфальта, дождь размыл щебень, и трассы региональной на протяжении какого-то участка пути ( выясню позже из первоисточника, вернувшегося на днях из командировки по этому поводу) не стало. В других случаях я такой картины не представляю. Журавлей он видит в небе, а пути под ногами нет. На вопрос готов ответ. Ляп ляпнул Тяпкин-Ляпкин, либо как всегда, проявил непоследовательность, свойственную шизофреникам. Последние строки о том же – гладь колышущаяся. Даже оксюмороном это не назовешь, скорее не умением владеть мыслью в результате состояния нестояния – «дороги не видать». А мы все тропы видим ясно, потому так погода наша прекрасна, и с удовольствием проследуем к причалу.

»Оглянусь – в округе тишина.
Редкий гость прервет мое молчанье.
И природа в ожиданье сна,
Подготовит новое сказанье».

Зачем оглядываться, если и под ногами ничего не видать, - мы спрашивать не будем. А тишину не ловят взглядом. На это есть другой орган чувств. Ситуация печальная, достойная изгоя, не видится другое, и не с кем разделить ему свое горе, а хочется поплакаться о своей горемычной судьбе и даже не в избе, и тем более не в поле, а здесь и сейчас, даже не боясь попасть под топор палача. Мне-то понятно, откуда сей ветер дует, тем более что я на творческой встрече 8-го октября обращалась к тем строкам Тютчева, а этот человек слушал меня, разинув рот. А вот строки эти он пустил в оборот. Но природа в ожиданье сна, как избушка повернулась, к дяде задом, потому что он был гадом, и подготовила сказанье о чудовище восьмиголовом, которому прекрасная леди отрубает одну голову за другой, потому он в положении «изгой» и в могиле одной ногой. Потому приготовимся к работе ритуальной службы.

»Лес густой теряется в дали.
Снова осень стала моей сказкой!
Я ищу земное не мели,
Обвязав свои глаза повязкой».

А вот уже и «елки-палки, лес густой», но этот выкрик не пустой. Увидал таки наш дядька Черноморд в море брод да горизонта дали. Ритм хромает, но это  и не удивительно, когда у героя одна нога в могиле. Кому он говорит «не мели», мы и так знаем по крикам в поле, а вот зачем повязка на глаза тому, кто и так ничего не видит, остается загадкой. Еще бы он и рот заткнул газетой, чтобы я не мучалась над бякой этой… Но благо выход есть из этого лабиринта шизофрении и мы увидим небеса иные.

»Я ищу земное на мели:
И любовь, но больше всего счастье.
И пускай прошедшие ненастья –
Караван уносит от земли».

А вот и апофеоз бредятины. Он ищет земное на земле, но почему-то все никак не найдет, хотя мы-то знаем что виной тому положению – повязка на глазах, которую автор упрямо не хочет снимать, как крот боясь света. А в чем счастье кротово, остается еще большей загадкой, так как, по всей видимости, счастья с кротихой ему мало, потому и любовь не привнесла в его жизнь должные краски, хотя уже и наукой доказано, что это высшее наслаждение на земле, но не в земле. Тем, кто живет в грязи, в черноте своих мерзких дел – быть несчастными - земной удел. И никакие караваны ни журавлей, ни верблюдов не смогут освободить человека от его мрачных мыслей и, следовательно, дел. Не надо выдавать желаемое за действительное. Все свои проблемы мы создаем сами, вот и исправлять их надо самим. Барин не придет, беду не отведет. Каждый сам творец как счастья так и ненастья, потому и небо над каждым свое. А эта печальная картина указывает на уныние бесовского толка одинокого волка, оборотня, прячущего под разными масками свою звереподобную сущность. Таким образом, я взяла в качестве дано «нехорошего человека» и доказала, что он не может произвести на свет не только гениальные, но даже талантливые строки. Велики его пороки, потому он у горя на пороге.

*
Журавли
Андрей Покровский 2
http://www.stihi.ru/2009/10/25/1471