* * *
Иду по улице привычной,
ничто не остановит взгляд,
всё примелькалось. Всё обычно.
Меня не радуют, не злят
глаза, летящие навстречу,
людей, машин и фонарей.
Я их движение отмечу
в невечной памяти своей.
Они ткань вечера прочертят –
отчаяньем шальной звезды,
в полёт сорвавшейся зачем-то
с непредставимой высоты,
и скроются за горизонтом,
за поворотом, за плечом.
А я объят бессильем сонным,
шагаю, словно ни при чём.
Чужая жизнь глядит с балкона
гирляндой мокрого белья.
Грешна, а может, безгреховна,
но равнодушен тихо я.
Я никого не замечаю,
и тем нимало не смущён,
я, может быть, слегка отчаян,
а может, грустью оглушён.
Не слышу, может быть, упрямо,
что каблучки кричат: «Цок, цок»
идущих женщин.
Но нежданно
навстречу вспышкою – лицо!
Всё заслоняют губы, брови
и блеск чернеющих зрачков.
И сладкий страх струится кровью,
сжимая в горле жгучий ком.
Всё ближе, ближе. Чуть – и рядом…
Встречаю молодость свою.
Но бьют глаза случайным взглядом,
наотмашь равнодушьем бьют.
Я, сам недавно равнодушный,
теперь стою слепой, глухой,
хватаю нервно ворот душный
ещё дрожащею рукой.
Она уходит. Всё уходит.
В глазах у вечера слеза.
Скрежещут звуками рапсодий
машин усталых тормоза...