Субъективные заметки русского наблюдателя.
Наверное, я плохо представляю себе, что такое гуманизм как направление современной общественной мысли. И может быть, поэтому позволю себе два утверждения, которые наверняка вызовут возражения со стороны его адептов.
1. Никогда в обозримом будущем гуманизм не сможет стать основой жизнеустройства ни в одной стране, а также принципом межгосударственных отношений.
2. Если и есть в мире страна, где достигнут максимальный (на мой взгляд и на сегодняшний день) уровень гуманизации, то это Англия.
Признаюсь, я очень не хотел выполнять обещание написать эти заметки, данное мною год назад редактору местной газеты «К гуманизму». Прежде всего, потому, что стараюсь следовать правилу англичан: не обобщай. Затем, из зарубежных стран мне посчастливилось побывать только в Англии (два раза – в 1994 и в 2006 годах). Вполне возможно, что ситуация с гуманизмом в каких-нибудь других странах не хуже, а может быть и лучше английской. И я со своей категоричностью буду выглядеть смешно. Но, давши слово, держи его…
Законченным англофилом я стал давно, где-то между окончанием школы и началом обучения в институте. Началось всё с банального увлечения мальчика из «английской» спецшколы музыкой Битлз. Интерес к стране, давшей миру столь гениальную группу, распространялся всё шире и шире, как круги по воде: история и география, литература и искусство, язык и политика, быт и нравы, национальная психология… К 30 годам я был убеждён (почти по Маяковскому!), что хотел бы жить и умереть в Англии, если б не было такой страны – Россия. Обучаясь в аспирантуре в начале 1980-х, использовал любую возможность, чтобы пообщаться с живыми англичанами. А после краха коммунизма мне представился случай побывать в стране моей мечты. Не скрою, в первый раз летел я в Лондон, обуреваемый опасениями, что реальная Англия окажется далека от той, которую я себе навоображал. К счастью, действительность не только подтвердила мои заочные восторги, но даже превзошла их.
Иностранец в чужой стране ревниво сравнивает её со своей. Если он патриот, то огорчается, когда сравнения оказываются не в пользу его родины. С этой точки зрения моё пребывание в Англии было сплошным огорчением. Единственным утешением оказалось превосходство московского метро над лондонским, старейшим в мире.
Главное же, в чём обнаружился разительный контраст между Россией и Англией, это отношения между людьми в повседневной жизни.
У нас человек, выходя из дому, уже внутренне готов к тому, что непременно столкнётся с агрессией и хамством окружающих, по поводу и без повода и где угодно – на улице, в магазине, в учреждении, на пляже, в автобусе, на работе и т. д. Лица людей хмуры и неприветливы, сжаты и подозрительны, каждый воспринимает ближнего, прежде всего, как помеху или угрозу себе. При возникновении даже пустякового конфликта интересов или мнений компромисс или уступка одной стороны рассматриваются другой стороной как проявление слабости или неправоты.
Мы не можем удержаться от поучений и непрошенных советов другим, подаваемых с чувством собственного превосходства. Мы обожаем издевательски высмеивать тех, кто допустил оплошность. Разговор двух русских – это почти всегда понты, безудержное бахвальство, когда каждый стремится казаться лучше (умнее, осведомлённее, смелее, etc.) другого и чем он есть на самом деле. Спор двух русских поражает неумением слушать друг друга, нетерпимостью и категоричностью суждений, стремлением одержать верх над оппонентом любой ценой.
Когда к нам обращаются за помощью, первый наш позыв – отвязаться поскорее от приставалы, пытающегося «загрузить» нас. Как быстро вошло в наш язык и стало модным выражение: «это твои проблемы!» Мы легко раздаём обещания и тяжело их выполняем. Мы охотно прощаем себе слабости и беспощадны к слабостям других. Наша непунктуальность, то есть, по сути, неуважение к чужому времени, стала национальной чертой. Столь же наплевательски мы относимся к чужому труду.
Мы удивительно неблагодарны: нас угнетает одна мысль о моральном долге перед тем, кто сделал нам добро (подмечено ещё Львом Толстым). Наше хвалёное гостеприимство нас же утомляет и во многом продиктовано мотивами, далёкими от пресловутой широты русской души. Мы с готовностью лезем в чужие дела, движимые не столько желанием помочь, сколько опять же возвыситься за чужой счёт. Мы редко склонны винить себя самих в своих неудачах и всегда найдём причину в других.
Русский, едущий в автомобиле, считает козлами и ненавидит всех остальных участников дорожного движения; он раздражённо сигналит, не сбавляя скорости, увидев переходящего ему дорогу пешехода. Только недавно и изредка водители стали в этом случае притормаживать, да и то в подражание Европе.
Это далеко не полный, конечно же, односторонний, но с этой стороны верный, психологический портрет среднестатистического россиянина. В этой части он не имеет ничего общего с гуманистическим идеалом. И, насколько я могу судить, он является антиподом портрета среднестатистического англичанина. Уважение к человеческой личности и её самостоятельности там презумпция в отношениях между людьми.
В Англии я просто купался в море доброжелательности, участия и заведомой приязни, проявляемых ко мне незнакомыми окружающими людьми. Это давало мне удивительное чувство свободы и лёгкости, которого я был лишён в России.
Приятно там беседовать с людьми. Тебя никогда не перебьют, а слушают с таким вбирающим вниманием, что с непривычки теряешься. Если начинаешь слишком рьяно что-то отстаивать, тебе обязательно укажут на возможность иной точки зрения или покажут, что у обсуждаемого вопроса есть и другие стороны. Англичане не любят бахвалов, с иронией к ним относятся и не принимают их всерьёз. Говоря о себе, они склонны скорее преуменьшать свои реальные успехи и заслуги.
Что касается хамства, то его мне довелось там дважды наблюдать в первый приезд – со стороны чернокожих и бомжей. Когда я приехал снова через 12 лет, то и негры уже были улыбчивы и тактичны.
Виндзор, резиденция британских монархов. Иду посмотреть красивую готическую церковь святого Георгия. У входа стоит служитель церкви и предлагает посетителям программку предстоящего вечернего богослужения. Говорю ему, что я – из России, атеист. Радушно улыбаясь, он приглашает: «Мы будем рады вам. Приходите, у нас хороший хор, вам обязательно понравится. Начало в 5 часов». Беру программку, изучаю: будут исполняться духовные произведения Моцарта, Баха, Перголези. Стоит послушать, а заодно и познакомиться с тем, как проходит служба в англиканской церкви.
Вечером наслаждаюсь великолепным звучанием мужского хора, составленного из трёх возрастов: мальчики 10-12 лет, подростки 15-16 лет и молодые люди лет 20-22. Они в белых свободных хитонах с красным воротом. В церкви народу совсем мало. Службу слушают сидя, периодически встают и поют вместе с хором по книжке псалмов, которая есть перед каждым местом, открытая на нужной странице. У каждого места – на специальном крючке висит мягкая подушечка для подкладывания при коленопреклонении. Вот пустили по рядам прихожан большое блюдо для денежных лепт. Доходит до меня. Ничего в него не положив, передаю его соседу справа. Он принимает его, кладёт деньги, передаёт дальше. Ни слова, ни взгляда укоризны в мой адрес.
Служба закончилась. Иду к выходу – навстречу мне жизнерадостный священник, раздававший днём программки. Узнал: «Как ваши впечатления? Понравилось?» Охотно беседует со мной о духовной музыке, исполняемой в английских храмах, приглашает приходить ещё.
Прогуливаюсь по одной из центральных улиц Оксфорда. Наперерез мне устремляется парень, сильно пьяный и с разбитыми в кровь кулаками. Просит закурить. Внутренне напрягаюсь, но даю ему одну сигарету. Спрашивает, можно ли взять ещё одну. Даю вторую. «Желаю вам приятно провести вечер», - бормочет он обычную здесь фразу и, пошатываясь, удаляется.
Спрашиваешь у прохожего дорогу к такому-то месту. Частая реакция: «Пойдёмте, я вас провожу. Мне легче это сделать, чем объяснять» (видит, что перед ним иностранец, и полагает, что тот может не понять объяснение как следует).
В художественной галерее купил репродукцию рисунка Леонардо да Винчи. Как нести? Боюсь, сомнётся, испачкается. Спрашиваю у милой старушки-продавщицы: «Нет ли у вас куска картона, чтоб обложить лист?» У неё на лице смятение: «Извините, но у нас не бывает картона» и смущение: «Как же это мы в нашем уважаемом музее не предусмотрели, что он может понадобиться покупателю!» Развожу руками, извиняюсь и собираюсь уйти. «Подождите, мы что-нибудь для вас подыщем». Выходит из-за прилавка и вместе с тремя другими музейными служительницами отправляется искать для меня упаковку. Минут через 10 приносит откуда-то две подходящие картонные обкладки. Между прочим, её все эти 10 минут ждала у прилавка другая покупательница – с полным хладнокровием, не обнаруживая никакого раздражения или нетерпения. Мне стало неудобно.
Остановившись на улице, навожу объектив фотоаппарата на понравившийся объект. Люди, идущие мимо, обязательно останавливаются, чтобы не испортить мне кадр, после вспышки приветливо улыбаются и следуют дальше.
В Англии почти каждый человек состоит в каком-нибудь добровольном обществе и посвящает часть своего свободного времени неоплачиваемому общественно-полезному делу. Малколм Уокер, библиотекарь Кестонского института, опекавший меня в Оксфорде, уже при первом нашем с ним разговоре сказал: «Если хотите, я могу показать вам город. Но с трёх до шести в субботу и воскресенье я буду занят – пойду кормить бездомных». Я ничего не понял. Он пояснил, что является членом благотворительного общества, которое помимо прочего занимается организацией бесплатных обедов для бедных. Его участники сами их готовят и раздают еду нуждающимся.
Каждый день к 9 утра я приходил в Кестон заниматься в библиотеке и архиве. На втором этаже мы с Малколмом в перерыве пили чай. На расстоянии вытянутой руки от окна офиса росла берёза. А на её толстой ветке прямо напротив этого окна я с изумлением увидел гнездо, в котором на яйцах сидела голубка. Она абсолютно никого не боялась и никуда не улетала – знала, что здесь её никто не тронет и даже не побеспокоит. Я подумал: могла бы в России какая-нибудь дикая птица свить гнездо в метре от окна дома?
Мы с Малколмом отмечаем окончание моей работы в библиотеке и архиве Кестона в кафе под открытым небом. Попиваем: я пиво, он сидр, и неспешно беседуем. Он рассказывает мне, что сейчас занят устроением судьбы одного русского предпринимателя, который бежал из России и нелегально въехал в Англию, спасая свою жизнь от бандитов. Они, имея связи во власти и в милиции, захватили его бизнес и убили его жену, собирались добраться и до него.
В Англии, не зная языка, он скитался от селения к селению. Незнакомые люди давали ему кров и пищу. В конце концов, попал в руки полиции. Как лицо, не имеющее вида на жительство, он подлежал выдворению из страны. Как мог, он объяснил полицейским, что на родине его ждёт бандитская пуля. Тогда полисмены стали искать людей, знающих русский язык, которые пожелали бы начать хлопоты о предоставлении несчастному британского гражданства.
Вот Малколм и оказался таким подходящим человеком. Этот русский нелегал, пока Малколм решает его проблему, живёт в английской тюрьме – в безопасности, тепле и сытости. За месяц полицейские немножко научили его языку. «Почему вы взялись помогать этому русскому?» - спросил я. «Он рассказал мне свою историю, и мне его стало жалко», - просто ответил Малколм.
2008