Елейный шорох улиц еле слышим,
Магнитной лентой перешарфив шею,
По черепам – по черепичным крышам
Шагает грузно Мрак Ничто чернее,
Срезает маки фонарей, как брошки крепит,
Одну, другую, места на груди не хватит.
Рассыпался на всхлипы скудный автолепет
Стальных младенцев в каменной кровати.
Зубастые решётки сливов ловят шины,
Слюною истекают внутрь, смачно хлюпая,
Витрины пахнут, будто это всё брюшина,
Натянутая туго, как девчонка глупая.
Конец позолочённого бульвара - вульва,
Скамейки - герпес генитальный, клёны – волосы,
Я чувствую, затягивает этот нуль вас,
Как нос затягивал бы кокаиновые полосы.
По-модному и грозно бриолином грозовым,
Блестя, шагает Мрак на рандеву к вспотевшей Туче -
Берлинская лазурь - костюм, горжетка розовая
И ляжки целлюлитные, и лёгкие хрипучие.
Загромыхало поднебесье, тихо снегопадало -
Ссыпалась перхоть Мрака, перхоть от горжетки,
Спускались ниже складки Тучи вислозадой,
Ложась плашмя на крыши зданий редких.
Раскат наяривал… вдруг небо вздрогнуло слепящим сполохом,
Раздался гул, как будто слон на штык насажен где-то -
Какой-то фат прокашлялся, присвистывая бронхом,
И мутный сгусток отхаркнул с речного парапета.