Город с черной пробоиной в дне покорно затонет,
пузырьками последних прохожих салютуя прибытию вод.
Керамический бог приподнимет пустые ладони
и скелеты цветов завернутся в зеленую плоть.
Черный ход проскрипит шифрограмму небесному зодчему
о подлёдном мерцании звезд на ступенях сырых.
И тогда, наконец, я увижу, что всякое творчество –
перила, снимающие отпечатки пальцев моих…
По стеклу разойдутся золотые круги паутины.
Демонов лестницы разбудит мой пристальный шаг.
Разбежится мурашками изнутри прорастающий иней
от весеннего ветра, что за жизнь удалось надышать.
Всё больней и неправильней взглядом цепляться за выступы,
видя, как облака штукатуркой облазят с небес,
и оттаивает на глазах безымянная звездная письменность…
Так легко паковать себя в ящик
и сдавать в Пункт Приема Чудес.
Там, в приемном окне, замаячит звезда неизвестная.
Цепко тень мою схватят мохнатые лапки лучей.
И уже за спиной застрекочут демоны лестницы.
И далекий почтовый загрохочет, как связка ключей.
Словно так уже было и будет весной неопознанной,
если с черного хода очутиться в парадной планет,
лишь засыплют с другой стороны фотокарточки осени
дверь входную по самую прорезь «для писем, чудес и газет»…
2004.