Суббота, 31 октября 2009 года, выдалась холодная и снежная. Как раз на эту субботу была назначена очередная демонстрация в защиту свободы демонстраций. (Как звучит-то! Американец не поймет. ) Наконец-то, мне представился случай проявить свою гражданскую позицию. Дальше откладывать уже не было сил. Возмущенный гражданин во мне визжал и бился. Сколько можно твердить о беззаконии на кухне! – пел он мне, – надо ведь что-то делать! Высказаться открыто. По какому праву мэрия не дает разрешение на митинги, почему она, вообще, грубо нарушив конституцию, присвоила себе это право?!
– Заткнись, – отвечал ему законопослушный и боязливый гражданин во мне, – тут ничего не поделаешь. Людям это не нужно – все эти митинги, – ты только подставишь себя.
Он бы, наверное, победил, но тут еще эти выборы – вернее голосование, – «голое сование», как кто-то выразился.
Да, бывают такие минуты, когда всплеск адреналина, заглушает законопослушание. Услышав, как счастливые «победители» поздравляют друг друга, я не вытерпел. Нет, нет, надо все же высказаться при первом удобном случае!
Когда-то я ходил на выборы, хотя друзья надо мной смеялись, хотя не разу не был избран тот, за кого я отдавал голос, хотя я и сам в глубине души понимал, что никак не могу совпасть с мнением большинства. Но я ходил, чтобы успокоить в себе гражданина. Чтобы снять с себя ответственность, за то, что наворотят избранники. Ну теперь-то я уже не ходил. Слабо надеясь на то, что раз не пошел я, не придёт уже никто. Но оказалось, что «победителей» абсолютно не волнует не только сколько, и за кого, отдано голосов, их не волнует даже, пришел ли кто-нибудь на участки. Моего «гражданина» стало нечем успокоить.
Он же, в свою очередь, сменил тактику:
– Да, конечно, ты ничего не изменишь, но верни себе хотя бы самоуважение. Если ты промолчишь, – стало быть, одобряешь.
И вот я на Триумфальной площади в Москве. Долго не мог сообразить, где это вообще. Полез даже в Интернет, – оказалось, – это всего лишь площадь Маяковского, ну, где памятник. Без десяти шесть, однако уже темно. На подходе со стороны садового кольца, тротуар перегородила фура «Из рук в руки». Рядом с фурой несколько пустых автобусов. Огибаем ее, здесь уже толпится народ.
Сразу бросаются в глаза военные грузовики с надписью «люди», отрезавшие пешеходов от проезжей части, автомобильного движения по бокам площади нет. Вся площадь огорожена такими штуками, которые используют в метро в час пик. Не знаю даже, как называются. В середине площади, возле памятника, стоит полевая кухня времен отечественной войны. За ней раздаются какие-то пьяные голоса, истошный звук гармошки, но людей не видно. Время от времени выскакивает какая-нибудь фигура и тут же торопливо прячется за кухней, как в крепости. У загородок, со стороны полевой кухни, милиция – она держит их, чтоб не снесли. Различаю человека в маскарадном костюме, в форме «особиста» времен войны, он тоже с внутренней стороны загородок, громогласно увещевает граждан «разойтись». Официально на площади городское мероприятие, его проведение послужило поводом для отказа в разрешении митинга, но как на это мероприятие пройти, если оно огорожено, не ясно. Невольно те, кто там прячется у полевой кухни, воспринимаются, как часть властей, но кто они, почему поют, непонятно. Остальная площадь между милицией и памятником пуста.
Уверенности в голосе «ряженого особиста» маловато. У грузовиков, на краю пешеходного перехода тоже стоит милиция. ОМОНА нигде не видно.
Мы с женой проходим по узком коридору, образованному всем этим проявлением силы и хорошей организованности. Жена меня одного не пустила. Дескать, нечего, шляться одному неизвестно где. Здесь, уже почти в полной темноте, толпится народ. Митинг это или не митинг, или просто толпа людей? Наконец, происходит некое движение, видим нестарую женщину, громко кричащую, что пришла защищать свои конституционные права. Ее окружают журналисты. Ночь освещается вспышками фотокамер. Здесь и телеоператоры с большими студийными камерами, и камеры современные, цифровые, совсем маленькие, кто-то просто снимает на сотовый телефон. Обилие прессы просто изумляет. Я чувствую себя зрителем, пришедшим на спектакль, но ни актеров, ни сцены не видно. Действие, если и происходит, то где-то вдалеке от меня, в глубине собравшихся в кучу, более удачливых, посетителей театра. Тут уже чистое любопытство толкает меня поближе к репортерам – вот они-то, наверное, знают что происходит, и где надо находиться. Женщина, о которой говорилось выше, что-то отвечает корреспонденту, который задает ей явно провокационные вопросы. Естественно, она на грани истерики. «Кликуша» – понимаю я, прижатый к прессе. Мне кажется, что все камеры направлены на меня. Приступ легкой паники. Вскоре, становится очевидно, что женщина – это самодеятельность масс, она не имеет никакого отношения к организаторам. Милиция начинает теснить нас вдоль пешеходного перехода. Слышны просьбы в мегафон «освободить проход».
Молодые симпатичные люди, по виду студенты, раздают круглые черные наклейки с белой цифрой 31. Мы с женой тоже получаем по наклеечке. Законопослушный и осторожный гражданин во мне быстро прячет наклейку в карман, жена же, как ни в чем ни бывало, наклеивает ее на свою белую куртку.
Ровно в 18.00 появляется Людмила Алексеева (один из устроителей митинга) – низенькая седая старушка, она быстро продвигается сквозь толпу по переходу, окруженная то ли соратниками, то ли журналистами. Eё белую седую голову, как флаг, ярко освещенный софитами, хорошо видно, – вся толпа начинает ходить по переходу туда-сюда, следом за ней. На минуту она останавливается, говорит про уважение к конституции. У памятника Маяковскому, нервно выкручивают громкость динамиков: «Золотая моя столица, дорогая моя Москва».
Кто-то показывает в камеры плакаты. Поражает их явная кустарность. Они не на палках, а просто в руках. Машинописный лист в непромокаемой папочке. Другой плакат – небольшая лента, скрепленная скотчем – человек разводит руки над головой, лента разворачивается. Что написано, не видно.
Вместе с толпой, внутри нее, тоже ходят люди в милицейской форме. Обращает на себя внимание один низкорослый, но чрезвычайно плотный служитель порядка. Он настолько толст, что мог бы сойти за троих. Его комплекция очень удобна, чтобы раздвигать и сминать толпу – этакий живой танк. Милиция, кажется, никак не может понять, куда теснить публику. Ведь люди фактически просто идут по переходу, то что они потом возвращаются назад, тоже – просто переход улицы. После небольшого замешательства, вижу, как «живой танк» направляется к Алексеевой. Намерения его очевидны, но на пути молча встают неизвестные мне молодые люди интеллигентного вида. «Танк» неожиданно отступает. Алексеева перемещается в сторону метро. Народ следует за ней. Невозможно понять, сколько пришло человек, но явно немало. Видимо, склонности вступать в конфликт с властями у старушки нет. Она исчезает в метро. Публика разочарованно подается назад, но не уходит. Лимонова нигде не видно. Происходит обратное движение от Маяковской по переходу. В конце него собирается какая-то группа. Телевизионщик тащит стремянку, чтобы снимать с неё.
Я оборачиваюсь, опасаясь что-нибудь упустить: у метро, уже сзади, почти на углу сгустилась неясная темная масса. Вдруг зажегся, поднятый в руке, факел, похожий на фейерверк-фонтан, такие факелы еще показывают в фильмах про подводников. Видимо это и называется «фаера» в новостях. Однако, факел был один, да и «фаер» это, по-моему нечто совсем другое, это горящий шарик на цепочке. Красный цвет факела привлекает всеобщее внимание – зрители наконец-то обнаружили некое зрелище. Опасаясь прошляпить весь спектакль, мы направляемся туда.
Над толпой взмывают маленькие листовки. Ах, это провокация. Скучно. Хорошо слышны переговоры по милицейской рации. – Давайте уже! Когда начнете! – В 23 минуты – отвечает кто-то.
Периодически, в глубине и с краю площади – движение. Серые формы милиции клубятся вокруг самых отчаянных. Неужели кто-то пытается прорваться к памятнику? О, нет, это совсем не то. Скоро я пойму.
Примерно в 18.20 милиция двинулась от грузовиков. Вы помните, она там стояла. А я-то наивно полагал, что операция не продумана. Милиционеры, ходившие в толпе, пытались обнаружить зачинщиков или хотя бы активных демонстрантов. Конечно, сделать это было мудрено, ведь митингом уже никто не руководил, никаких зачинщиков уже не было, все просто толпились в ожидании любых событий. Время от времени, кое-кто начинал скандировать: «Свобода», «Свобода». Ему вяло, без энтузиазма, вторили, но получалось и вправду, как будто кричат. Тем не менее некоторые пришли в начале митинга, и все ещё ходили туда сюда, их-то и брали на заметку. Как только удавалось обнаружить активный элемент, он немедленно доставлялся в автобус. Этим-то и занимались на площади серые. Рослый милиционер надвинулся, наконец, и на меня – расходитесь, никакого мероприятия нет – сказал он, пытаясь отжать меня к метро. Вот тут, этот подлый гражданин, который, как вы помните, сидел во мне, коварно воспользовался очередным приливом адреналина, заглушившим голос разума. – Как это нет!? – заверещал он, – а я вижу, что есть!
Это была ошибка. Тут же передо мной вырос «человек-танк»: Ага, ну пойдем тогда поговорим – довольно произнес он, хватая меня и выталкивая за загородку к двум таким же низкорослым, но дюжим молодцам. Жена, возможно опасаясь за мою супружескую верность, немедленно ухватилась за меня и полетела за загородку вослед.
Законопослушный гражданин во мне немедленно воспрял духом:
«Я иду, уже иду, сам иду» – произнес он обращаясь в пространство.
Смутьян во мне отключился, он был повержен, но меня уже волокли в это время с такой скоростью, что я едва успевал перебирать ногами. Никакого страха, как ни странно, я при этом не испытывал, только сожаление о том, что вечер, похоже, безнадежно пропал.
Теперь я увидел, что вдоль всей площади стоят автобусы, аж до самого театра Сатиры. Меня поразило их количество и мрачная пустота. Заполнено было всего лишь два с половиной. К первому подтащилась наша живописная группа. На пороге стоял еще один толстый сотрудник органов, так что войти было решительно невозможно. Это был очередной момент, когда жена моя могла бы уйти. Ее никто не держал. «Толстый» вышел и меня подтолкнули внутрь, жена меня не отпустила.
Оглядевшись в автобусе я спокойно занял место поудобнее. Теперь уже торопиться было некуда, но митинг для меня еще не кончился.
Автобус был маленький, мест на двадцать. Тут уже была и «кликуша» и молодые люди, раздававшие наклейки. Неожиданно заднюю дверь удалось открыть, те кто был ближе к ней, ломанулись на волю. Попытка была быстро пресечена.
В автобус затаскивали новые лица. Следующим оказался очень пожилой человек в свитере, поверх которого была надета белая майка с красной надписью: «Ищу гаранта конституции», а внизу, на животе, нарисован горящий фонарь.
По мере того, как автобус наполнялся, он плавно превращался в продолжение митинга. Задержанные открыли окна и стали выкрикивать лозунги. Затем, возникла идея раскачивать автобус: на съемке (http://www.youtube.com/watch?v=q03HlRtKlKs) видно, что раскачивается он сильно. Публика, собравшаяся у загородки, с удовольствием наблюдала этот спектакль. Внутри наши охранники вяло переругивались с нами, но ничему не мешали. Рядом с водителем местный, видимо, эмвэдешный, оператор снимал все громадной видеокамерой. Наконец, автобус двинулся, открывая поразительную картину – все окрестности площади были заставлены похожими автобусами, но абсолютно пустыми. Это была явная перестраховка.
После этого нас стали возить по центру кругами, а пассажиры мятежного автобуса продолжали выкрикивать лозунги в открытые окна. Получилось, что наши захватчики решили напоследок предоставить нам возможность наораться. Прохожие смотрели на нас и смеялись. Наверное, решили, что это выездной цирк. Кто еще будет орать: «Свободу!» и «Чекистское правительство – в отставку»? Позже стало ясно, что митинг продолжался в это время и на Триумфальной площади. Он вообще странно растянулся во времени. Уже будучи «в отделении», многие переговаривались по сотовым с единомышленниками. Докладывали обстановку, узнавали о новых «победах» и «поражениях» так, как будто шла гражданская война в миниатюре.
Полчаса поездив по городу, даже постояв в пробке, мы оказались в ОВД «Тверское», в актовом зале.
Здесь мы подсчитали наши раны. К счастью рана оказалась только одна, да и то от упавшей на нос молодого человека видеокамеры. Все тут же начали проситься в туалет, в туалет пускали по одному: по очереди, и под охраной. Затем потребовали воды. Около 21.00 приехали правозащитники и привезли еду и воду.
Тем временем томительное ожидание разнообразили два события, о которых также стоит рассказать. Во-первых, один из «пострадавших от произвола», (ведь нас задержали с грубыми нарушениями закона), показал добытую им на площади листовку. Позже, уже из новостей, я узнал, что это листовка организации «Россия молодая», чья ангажированность не вызывает сомнений. Это они зажигали свой «файер» и мусорили в общественном месте.
Вот текст этой листовки, взятый с их официального сайта:
«Сегодня на Западе отмечают Хеллоуин – праздник чертей, бесов и прочей нечистой силы. Сегодня на этой площади собрались западные вурдалаки, живущие в России!
Бесы – это те, кто творят Зло не из выгоды или по незнанию, лишь из ненависти. Несогласные ненавидят Россию. Именно поэтому они пришли сегодня на эту площадь. У сегодняшней акции нет ни целей, ни требований. Это просто шабаш, на который собирается нечисть, чтобы посмотреть друг другу в глаза!
Собравшиеся сегодня на площади не имеют собственной воли. Они управляются кукловодами, сидящими в Государственном Департаменте США. Они – марионетки.
ОНИ – ЗЛЫЕ КУКЛЫ!»
Пассаж про вурдалаков тронул меня до слез.
Второе событие было, куда менее забавно. Некий неизвестный господин в штатском все-таки попытался избить одного из нас – человека в майке-плакате, поскольку он был самый шумный и активный. Зачем-то "маячника" вывели в коридор. Дежурный, стоявший у входа в актовый зал, прикрыл дверь, которая все время до этого была открыта, но мы уже услышали крики о помощи собрата по несчастью. Как не удивительно, многие бросились помогать, жена моя, конечно, впереди всех на белом коне. Я не успел ничего сообразить, разрешая очередной внутренний спор, как дверь была открыта мощным толчком разъяренных демонстрантов. Нападавший в штатском немедленно скрылся. Никто и не подумал его задерживать. Сразу после этого, в зал вошла толпа майоров и чинов поменьше и началось «получение объяснений». На всякий случай поясню, объяснения давали мы, а не нам. Одни допрошенные говорили, что просто пошли прогуляться, другие настаивали на том, что знали зачем пришли. Ну я, разумеется, был среди первых, а моя половина среди вторых. Независимо от того, кто и что говорил, всем предъявили одно обвинение. Тут глаза мои полезли на лоб.
Не могу привести его дословно, но суть заключалось в следующем:
«Такой-то в составе группы из 37 (не 50, как говорится в новостях) человек, принял участие в незаконной акции, разбрасывая листовки, заранее изготовленные и принесенные с собой, содержащие заявление, что они (то есть мы) ненавидим Россию.
Вы не догадывайтесь о какой листовке идет речь?
Теперь нас за это будут судить. Во всяком случае, нам предложили 6 ноября явиться в суд.