Суров Контролер, в документах стирая печать, когда в небесах ни дождинки в защиту печати. Когда возвратишься ко мне, будет поздно меня возвращать. И рано прощать. Да и стоит меня возвращать? И чьи очевидные страхи легли в колею, когда колесница завязла по самые двери? Уже не беснуюсь, не жалуюсь, слёзы не лью, и даже не плачусь в бумагу. Я просто не верю.
Не нужен предлог, чтоб другую страничку раскрыть, но светел и пафосен взгляд в предвкушенье предлога. А надо еще до заката топорик зарыть, чтоб старой войне не испортить открытого слога. Покатится речь, неизменно роняя стихи, меняя местами «понятно» и «необъяснимо». Гримасы ответных посулов бледны и тихи, как старый, подброшенный в письменный стол фотоснимок.
Легко говорить, если больше уже не кровит, и желтые капельки лимфы почти не заметны, и можно благую ухмылку уже уловить, и «да» принимать в оголтелом тумане за «нет». Но секундная стрелка уже запустила волчок, и рубит своим острием застывающий воздух. Попалась случайная рыба на старый крючок. Ей некуда плыть – нет течения в недрах морозных.