Музыка безвинных и великих,
Искаженная урчаньем патефона,
Люди-лики, люди-базилики,
Не для вас написаны законы.
В космосе разреженный вы воздух,
Холодящий радостью и смертью,
Пьёте, как земные тратят воду,
Устремляя взгляды в статосферу,
Опьяненные мгновением и счастьем,
Преходящестью мирков их обветшалых,
В креслах развалившие на части
Свою сущность скрывши в одеялах.
Мещанине! В сером мезононие,
Вы хранили бритвы и костюмы,
И порою на ночной перине,
Вы часами скуривали думы.
Вы хотели в джазовый театр,
Кто-то Гёте, кто-то даже моцарт,
Каждый черногалзый как дон-пабло,
Каждый неумелый, волк и монстр...
Как смешно! Мятёмся и метаем,
Банки бьём, стареем и потеем,
А того - мы глупые не знаем,
Что бессмертие в Аду нашем довлеет.
Что чистилища прижизненные муки
Обеспечат выход в предпространство,
Что сидим у самых рук господних,
Погруженные в треклятое мещанство.
И пороки, принимаем тяжко,
И полёты принимаем пылко,
На земле какой-нибудь бродяжка.
Пьяный спит. Давно смешался с пылью.
Он замёрз. Он пал, как лист осенний,
Что весна игриво обнажила,
Он не здесь. И с ним танцует гений,
Гений сверхнебесного режима.
Раз не слышал музыки кипящей -
Ты не ведал радости и боли,
И не видел жизни настоящей,
И не вынес бы ты их холодной доли.
Маленький театр чертовщины
Обходи. Но он необходимый,
Там пируют женщины, мужчины...
Плохо, друг, ты подло нелюдимый.
Плохо друг. Иди, располагайся,
Пей танцуй, и жди, пока к ответу
Не получишь снова аусвайса
На каком-нибудь затасканном билете.
Чёрный порш опять тебя укатит,
Ты укладываясь спи и тихо слушай,
Как под джаз из камня и лопаты
Песнь поёт сегодня самый лучший.
Эти лики. Лики-базилики,
Это больше, чем фигуры в бедной пьесе,
Мне, к примеру, здесь не быть великим,
Так пожму хоть руку волку Гессе.
Испрошу себе я контромарку,
И нагряну в этот зал зеркальный.
И меня укатит иномарка
Под мотора голос погребальный.
И Шопен, сморкаясь, в патефоне
Как тебе - и мне укажет место,
И тогда я стану над законом
И займу в тетре своё кресло.
Это юмор - следует учиться,
Чтобы жадно-холодно смеяться,
Понимая, что уже не возвратиться,
В пантомиме дикой возвращаться...
И сливаться с космосом единым,
И спускаться в кресло до театра,
И, дрожа от смеха, за гардиной
Контромарку выпросить на завтра.