...
потом мы собирались вместе часто –
бабуля, мама, я,
те, кто нас спас.
А со стены ощеренною пастью
пугала волчья шкура смелых нас.
Случалось, мама плакала не к месту,
неловко было мне и всем другим,
но мир был прост, и пах он сдобным тестом,
и плач сменяли чай и пироги.
Как мы смеялись!
Как бабуля в тапках
походку волка тщилась повторить!
Хвалили дровосеков, ружья, шапку,
дразнили шкуру..
А, что говорить..
Прекрасным шаром солнце опускалось,
гостей мы провожали у ворот,
и горе было – тьфу!
такая малость,
как маслом вниз упавший бутерброд.
Пришла пора, и красный перестал мне
идти к лицу.
Примерила чепец,
очки и шаль, почти прочла Ростана,
готовить научилась наконец.
Шить и вязать.
Так, молча, хоть и хмуро
вошла, как ножик, в старческую роль.
Но скалится, как прежде, волчья шкура,
даря воспоминания и моль.