Александрийский маяк

Роман Перфилов
Нечетный зодчества чудесного венец!
Шедевр античной мысли инженерной!
Посланец лун и солнц – приветственный гонец,
Спасенье несший через мрак неверный.

Судьбою был вменен, ему святой удел:
Хранить корабль, достигнувший столицы,
Чтоб тот во тьме на мель иль риф не налетел
И не успел нечаянно разбиться.

Сам Александр Великий предопределил,
В честь собственную града заложеньем,
Рождение - земного пасынка светил,
В период Птоломеева правленья.

Сострат Книдиец стал земным ему отцом.
В нем гения достигнув апогея
И возжелав прослыть единственным творцом -
Он начертал, пред властью не робея:

«Сострат, сын Дексифана, родом из Книда -
Богам-спасителям за мореходов».
И скрыл за штукатуркой надпись на года,
Прикрывшись именем вождя народа.

И он не прогадал: времен нещадный гнет,
Стряхнул завесы хрупкие покровы,
Где было «Птоломей» - его узрел народ
Посланье, на стенах известняковых.

Прибрежный островок, с названием Фарос,
Был избран обиталищем строенья
И дабы с островом соединить утес,
Осуществили дамбы возведенье.

И закипел постройки непростой процесс,
Под кирок звон, скрип тросов, стук топорный...
И за пять лет гигант вознесся до небес,
И озарил прибрежные просторы.

А днем, сплетясь с сияньем солнечных лучей
И растворившись сахаром в стакане,
На небе черным дымом полосу ночей,
Чертил, для плывших в призрачном тумане.

Он путеводную судам прокинув нить,
Способствовал торговле оживленной;
А чтобы нажитое торгом - сохранить,
Он и уперся в облачное лоно.

Вторым из важных дел – за морем был дозор -
Вторым – но важным, как и основное!
И день и ночь глядел вдаль неусыпный взор,
Стремясь узреть след вражьего конвоя.

Легенд загадочный, чарующий язык
В веках оставил славное посланье:
О том, что света луч в подобие грозы,
Флот вражеский сжигал на расстоянье.

Пусть неправдоподобен летописей сказ…
И так, являвшийся, о нападенье
Преступном претворять правителя приказ,
Достойное встречал сопротивленье.

Степенно крепостная стройная стена,
Подножье прятала сооруженья,
От тех, кого сюда и ветер, и волна,
Могли примчать для грозного вторженья.

Вмещая гарнизон обученных солдат,
Припасы и огромный куб цистерны,
Маяк переносил гнет вражеских осад,
Представ щитом пред злом немилосердным.

Вобрав: и известняк, и мрамор, и гранит,
И глину со свинцовыми долями,
Опершись на фундамент из массивных плит,
Умчался в высь маяк тремя частями.

Могучей башнею, о четырех углах
И четырьмя в один размер стенами,
Зауженными малость самую в верхах,
Был сложен нижний ярус мастерами.

Он взором, бронзою сверкающих статуй,
Стоявших по углам на верхотуре,
Смотрел: на норд, на вест, на ост, а также зюйд,
Не путаясь в пространственном сумбуре.

В нем начинал отсчет, внушительной длины,
Спиралевидный и пологий пандус,
Идущий от низов до самой вышины,
Где фонаря располагался ярус;

Бесчисленно в котором, нефти жгли и дров,
По маршам винтовым к костровой ванне,
При помощи впряженных мулов и ослов,
В повозках, привозимых неустанно…

Как каменный титан, он нес поверх плечей,
Еще две части меньшие размером:
Восьмиколлонный верх, с властителем морей
И центр с восьмигранным экстерьером.

Восьми ветрам углы назначил бельэтаж;
И разодевшись, словно франт досужий,
Костюмом мраморным украсил антураж,
Переливаясь белизной жемчужной.

Помимо широченных маршей винтовых,
Вмещал он и складские помещенья,
Хранившие для дел, запасы, огневых
И утварь всяческого назначенья.

Предания гласят: срединный октагон
Был, по последнему тех лет прогрессу,
Приборов и устройств, богатым оснащен
Обилием, для помощи процессу.

Углы его венчали женственных фигур,
Из позлащённой бронзы, изваянья:
Одна летучим звуком трубных увертюр,
Гудящее судам несла посланье,

Предупреждая в непогоду моряков,
О приближенье к отмели опасной;
Иль к пагубной гряде безжалостных хребтов,
Сокрытых, волн армадой громогласной.

Вторая по веленью, водяных клепсидр,
Звонила в гонг, озвучивая время;
Еще одна, ожив, посредством скрытых фибр,
Волну и ветер, меря по системе,

Значения являла, стрелок золотых
Движеньем, на огромных циферблатах;
Другая солнце, исходя из высоты,
Рукою провожала до заката;

Оставшиеся - ветра вектор уловив
И поворотом резвым отработав,
Вертлявых вольновейцев взвившийся порыв
Показывали, визитерам порта.

Однако ж благами полезной красоты
Сумел обзавестись маяк не сразу,
Прождав, пока прогресс к высотам развитым,
Поднимет гениев пытливый разум.

Найдя в Александрийском музейоне кров
И покровительство монаршей силы,
На благо будущих работали веков,
Античности научные светила:

Стратон с Деметрием Фалерским – музейон
Создавшие, велением монарха;
Евклид, и Архимед, Ктесибий, и Герон -
Воспетые в творениях Плутарха.

Они - посланники всезнающих небес!
Неся нимб гениальности незримый,
Влияли на технический онтогенез,
Мышленья силою неудержимой.

Их ум, как в злато, обращающий Мидас,
Научным превратил прикосновеньем
Маяк – в архитектуры эллинской алмаз,
Оправленный, прогресса достиженьем.

Вдохнув частичку жизни, в бронзовый металл,
Прекрасных, утонченных изваяний,
Их гений и в системе бронзовых зеркал –
Роднящих, свет огня, с луны сияньем,

Смог отразиться светом, сланным до утра,
На многие десятки километров;
Рожденным, в чреве у огромного костра,
На высоте почти две сотни метров.

Под веком купола, подпертого восьмью
Ресницами округлой колоннады;
Вдобавок на главу взвалившего свою
Владыку пелагической армады.

Блиставшего от игр космических лучин,
Застывшею семиметровой бронзой:
Блистая златом днем и серебром в ночи,
Как вестник суточной метаморфозы.

Все: купол, зеркала, колонны, Посейдон
И огневая ванна – воедино –
Последним были третьим, бившим в горизонт
И сделавшим лантерном исполина,

В своих предназначеньях - главным этажом!
Дозор откуда исходил окрестный;
Вдобавок он для наблюдений снаряжен
Был, за передвиженьем тел небесных.

Немногие из древних зодчества чудес,
С эстетикой полезность совмещали…
Но небоскреб античный вырос до небес,
Не только, чтобы взоры восхищались.

Хоть обходился он не дешево казне,
Но траты бойким торгом окупались,
С купцами разных стран, являвшихся извне,
Чьи корабли удачно добирались.

Седьмым по праву чудом света назван был,
Забрав венец у стен из Вавилона;
И с пользой для людей миллениум прожил,
Порой недугом тверди уязвленный.

Упадок же познал, не в гибели он век -
Причиной запустенья стало: илом
Заполненное дно - судов по бухте бег,
Оно не торопясь остановило.

Остыл огня очаг, утративший былых
Времен путеводительную сущность;
Горя лишь на аверсах бронзовых, литых
Из тел зеркал, утративших насущность.

Игралище стихий, запущенный, пустой,
Он пять веков еще как мог держался,
Но к сожалению, не встретил век шестой
И всею высотой к земле прижался.

Когда стихии злой, удар его сразил,
Оставив лишь надгробье из развалин,
На каменных мощах форт новый водрузил,
Чуть погодя, пришедший мусульманин.


18.02.14г. - 10.02.17г.