Родина души моей

Раиса Бочкарева
Говорят, что воспоминания – это родина души. Чем дольше я живу на свете, тем чаще душа моя рвётся в даль светлую - Родину души моей. Бренное тело, сердце, разум, здесь со мной, а душа в воспоминаниях, в снах, переносит меня туда, где уже в феврале цветут фиалки. Где самое синее море, где была чистая и светлая первая любовь. Где жили замечательные люди: добрые, мудрые и щедрые. Русские, болгары, украинцы, армяне, абхазы, казаки. Разных национальностей, со своими традициями, обычаями, говорящими на разных языках, но всех их объединяло одно: вера православная!
              Много лет, перед Светлым Христовым Воскресеньем, со смирением и молитвой строили они свой Храм – большую русскую печь, в которой по очереди, каждая семья, перед Пасхой, пекла пасхальные куличи.
              В последнее воскресенье Великого поста, перед Пасхой, все собирались под старой развесистой алычой и распределяли обязанности: кому носить кирпичи, песок, месить глину. Кто будет выводить трубу, а кто лучше выложит арку над подом. Вспоминали,  какие недостатки были у печи в прошлом году, чтобы не допустить в этом. Проверяли, цела ли заслонка, не нужно ли сделать новую. Размечали место, где будет  стоять красавица – печь.
             В понедельник вечером, после работы, мужчины носили глину, песок, заливали всё это водой, перемешивали  всё и усаживались в сторонке. Женщины, подняв подолы, принимались месить глину ногами. И мы, дети, визжа и толкаясь, бросались в глиняное месиво. И долго, с песнями и шутками, вымешивали глину.
             Мужчины курили, изредка подсыпая песок, глину, подливая воду. Затем дед Иван, степенно подходил, брал комок глины, перетирал её пальцами, скатывал колобок и давал заключение: «Хорошо вымешана, как тесто». Женщины выходили из  глиняного круга, мыли ноги под краном, и нас, ребятишек вытаскивали из этого месива. Мыли нам руки, ноги, а кого и всего, с головой,  холодной водой. Но визгу было не много, все старались быстрее помыться, ведь впереди было главное: мужчины начинали выкладывать поддон.
             И так несколько вечеров подряд. Дружно, слаженно выкладывали посреди двора огромную, с двухметровой, высоченной трубой русскую печь. А потом наступал « чистый четверг». Посреди  двора высилась огромная, свежевыбеленная, красавица - печь. В доме всё прибрано, выстирано, выскоблены полы, вымыты дети. Мужчины, женщины, дети усаживались в кружок перед печью, и начиналось самое главное: В печь укладывались дрова, дед Семён плескал чуть – чуть керосину и подносил горящую спичку.
             Огонь вмиг охватывал  дрова, пламя гудело и плясало в печи яркими бликами. Тяга была отменная! Все затихали и заворожено смотрели на яркий огонь, слушали,   как гудит пламя  в трубе, а печь дышит жаром и паром, который идёт  от сырой глины. Мужчины курят, переговариваясь, а женщины  тянут жребий: кому, когда; утром или вечером; в пятницу или в субботу печь пасхальные куличи. Дрова прогорали и за полночь все расходились по домам.
            В пятницу всё вокруг благоухало ванилью, пахло сдобным пасхальным тестом. В каждой семье стоял огромный таз с янтарно – жёлтым, шафранным тестом и множество формочек для куличей. Эти  были банки и баночки  из - под сгущёнки. Большие банки  из - под американского масла. И  собирались они  не один год.  Формочки обкладывались промасленными  тетрадными листочками.
            Со словами: « Господи, благослови!» женщины вымешивали тесто. Янтарные, промасленные  шарики  из теста, с  изюминками – глазками, бережно укладывались в формочки, чтобы тесто «подошло», поднялось шапочкой и тогда их  несли и бережно ставили в зев раскалённой печи.
           И вскоре двор наполнялся удивительными запахами: теста, ванили и чего – то такого, что присуще только пасхальным куличам. Запахами праздника! Куличей пекли много. В каждой семье были свои рецепты. Никто, даже маленькие дети не пытались отщипнуть кусочек, пока кулич не освящён в церкви. Из яичных белков и сахара взбивали «гоголь – моголь», обмазывали куличи и посыпали разноцветным, крашеным пшеном.
          В субботу во всех семьях пекли большие, круглые, переплетенные косичками сладкие пироги. И жарили пирожки с капустой, фасолью, ливером. Делали винегрет, варили холодец и кисель с сухофруктами,  который резали ножом. Яиц красили много!
          В ночь с субботы на воскресенье все шли в церковь « святить» куличи и  крашенные разноцветные яйца. Утром, в Светлое Христово Воскресенье, со словами: « Христос воскрес! Воистину воскрес!» все «христосовались» и начиналось « разговенье» после Великого поста. Разговлялись дома, по - семейному. А к обеду, во дворе, около Матушки – печки, накрывались столы. С одной стороны – мужчины, с другой – женщины, а край стола занимали дети.
           Холодильников не было. Но на столе было всё! Домашняя колбаса, украинская, с чесноком, и кровяная даже! Свинина, гуси, утки, куры. Это был удивительно хлебосольный праздник! Детям на Пасху  всегда покупались обновки. Женщины и мужчины тоже принаряжались. Дети «стукались» яйцами, женщины пробовали куличи и обсуждали вкус теста: пропеклись или сыроваты, удались ли пироги, делились удачными рецептами. Мужчины пробовали  специально припасенные к этому дню вино и чачу.
           А потом появлялась гармошка, и звучали русские, украинские, казачьи песни. Боже мой, какие это были песни! Под одни из них  стонала и плакала душа, под другие душа пела и веселилась. Эти песни, эти праздники помогали нашим родителям и нам выжить и остаться людьми, в это трудное, послевоенное время. Оттуда, из далёкого детства, всплывают отрывки из болгарских, белорусских, казачьих песен.
           Перед «Родительским днём» в печи ещё раз пекли куличи. Совсем немного, 1 – 2 кулича на семью. После «Родительского дня» печь бережно разбиралась по кирпичику, их аккуратно очищали  от глины и складывали возле стены барака, закрывали куском рубероида. До следующей Пасхи!
            А ещё были: Рождество, Новый год, Первомай, Троица. Душа моя, бедная странница, напрасно ты рвешься, туда, сквозь года. Не вернётся  наше детство, никогда!
            Давно уже нет большой, красивой страны. Разрушена и разграблена мародёрами моя малая Родина. Умерла в голодной и холодной Абхазии моя мама, Прасковья Васильевна. И я не могу поехать туда, чтобы поплакать на её могилке, убрать ее перед Светлыми праздниками. Таких одиноких, неухоженных  могил тысячи во всех республиках  бывшего Советского Союза.
            Чем светлее и радостнее воспоминания  - тем светлее и чище душа человеческая. Давайте вспомним наших родителей, всех родных и  близких, помянем добрым словом, поставим свечку за упокой души. И, тогда, Родина души нашей, наши детские воспоминания  о малой Родине  станут светлыми и радостными.
            Моей маме, Прасковье Васильевне, посвящаю.
                Раиса Бочкарёва.