ФИНСКИЙ ЗАЛИВ
Вода, песок и небосклон...
Я целый год залив не видел.
И как впервые: сосен звон,
Вода, песок и створки мидий.
Но перемен в природе нет.
Средь сосен прячутся потемки.
Недолго остается след
На берегу, у самой кромки.
И за спиною, как тогда,
Сосна высокая качнется,
И темных валунов гряда
С водою темною сомкнется.
***
Пролился дождь, и нынче
К земле прибит песок.
К холму с боков привинчен
Кладбищенский лесок.
Крестов белёсы метки,
Прозрачны облака.
От пригородной ветки
Уходит вдаль река.
…Сюда лет через тридцать
Нагрянет жилмассив.
Окраинные лица,
Водозабор да слив…
***
Вдоль черной насыпи, в потемках,
А сверху прогрохочет поезд.
Болотца призрачная кромка,
Кустарник низенький – по пояс.
И в удаленье от разъезда
Осинник шелестит слышнее.
И нет звезде на небе места,
Но если падать – так уж с нею!
ОКРАИННАЯ НОЧЬ
То ветхим рядном, где лишь звезды отчасти,
То поездом влёт, под откос, - оттого,
Что в черном пространстве стыда и злосчастья –
Ни Бога, ни Ангелов светлых его…
***
Под нависшим тучным небом,
Под роскошным брюхом тучи,
От меня, прошу, не требуй
Стать веселым и колючим.
Не хочу глядеться в лица,
Не могу менять походки,
Невозможно молодиться
И веселым быть без водки.
***
Я помню эту мутотень! -
Я так тебя любил,
Что в дупель пьяным каждый день
Из парка приходил.
Прошло сто лет. Загажен пляж.
И горячит меня
Злой винно-водочный купаж
Без прежнего огня.
В КАБИНЕТЕ СТИХОТВОРЦА
Собрал все премии, какие только мог.
(Жаль, нету сталинской, а то бы «присудили»).
Орденоносец Брюсов смотрит в потолок,
И воздух в позолоте книжной пыли.
Вот так, без выходных, за годом год,
Наморщив лоб в усилиях подённых.
И всё хлопочет, расчисляет наперёд,
Любовно пестуя детей мертворождённых.
И всё-таки, сомнение грызет:
Пусть ангел спит, но всё ж завидна участь.
И ночь его бессонная пройдет
С поэтом в спорах: «Можно петь, не мучась!»
***
Состав о рельсы высек искры,
Вокзал покинув налегке.
Стемнело в местности гористой,
Стремглав темнеет в городке.
И на душе – темней, темней…
Так завязавший алкоголик
Ждет черноты декабрьских дней,
Как форму новую неволи.
***
Только вылез из реторты,
Только поднабрался сил, -
И, поди ж ты, всё испортил,
Пережег, пересолил.
И теперь тебя ревную
К тем краям, где шнапс и мёд,
Где севрюгу привозную
Ест немецкий патриот.
НЕМКА
У нее запросы куртуазные,
В офисе – супруг, в шкафу – скелет.
За окном деревья несуразные,
Вытянуты вверх, а кроны нет.
А за ними горы медно-рыжие,
А над ними – серый небоскат.
Две недели отпуска – парижами,
Да немецкой честности квадрат.
ОТРЫВОЧНЫЕ МЫСЛИ
Целыми днями морочите голову мне!..
Купол собора завис в городской вышине.
Турман в темнеющем небе накрутит витки.
Шлёпнутся гулкие капли дождя на лотки.
Кровь беспокоится: бродит по венам, звенит…
Так-то, касатик! – чугун, да чугун, да гранит…
СОЛЯНКА
У станции Обухово
В забегаловке под вывеской
«ЧП Холодца М.П.»
Рыжий парнюга спросил:
«Сегодня понедельник или суббота?»
И, убедившись, что суббота, сказал:
«Я в восторге от местной солянки!»
Друг дорогой!
Я другой такой страны не знаю,
Где такие вопросы
И такие солянки.
***
Для того чтоб не прослыть невеждой,
Напрягаясь из последних сил,
Языки всю жизнь учил прилежно, -
Но чужую речь не выносил.
А теперь стою под ней, оплёван,
Как под шубой слипшейся лузги.
И, быть может, это даже клёво,
Что и в метре не видать ни зги…
***
В том я больше не вижу резона,
Чтоб вокруг никого не любя,
Средь пожухлых осенних газонов
Целиком погружаться в себя.
Что ты знаешь, любитель безделиц,
Драгоценных мгновений транжир,
Чахлых скверов извечный сиделец,
Электричек пустых пассажир?
Что ты видел? – осколки, бумажки,
Обветшалый прогорклый уют…
Перекошенные трехэтажки
Песни только о главном поют.
Ядовитых расцветок туманы,
Полимерная псевдозвезда…
Распихавши всех нас по карманам,
Никуда не ушли поезда!
***
Что-нибудь случится на Крещенье,
Что-нибудь, когда-нибудь, когда...
Нарсудья найдет слова прощенья,
Запоют над Русью провода,
Всю Неву повяжет лед без трещин,
В Магадане грянут холода,
А из самых бесшабашных женщин
Ни одна уже не скажет «да».
***
Безголосые поэты
Изъясняются фальцетом,
И проходят «на ура»
Их поэзо-вечера.
Сколько их! куда их гонят?
Что так выспренне долдонят?
Всуе дергают Творца,
Ламца-дрица-ица-ца!
Он – на донышке Вселенной,
Старичок обыкновенный, -
Редьку с маслом кушает,
Никого не слушает.
***
В.Шубину
Вот Зальцбурга ландшафт экранный,
Но с кем пуд соли местной съесть?
Копытом бьет Пегас фонтанный
(Увы, Фонтанный дом – не здесь).
Осувениренного рая
Музейный житель восковой
Сидит, склонившись головой,
Мотивчик пальцем подбирая…
***
Где городишко из теста,
Жизни мучнистой пора?
Где тот пиит неизвестный,
Вирши кричавший с утра
У заведенья пивного,
Мелочь сжимая в горсти,
И рисковавший за слово
Кружкою в лоб огрести?..
***
Роняет лес… Меня роняет.
Бумажной фабрикой воняет,
Над целлюлозой вьётся пар.
Кромешной осени угар.
Я шел, продавливая почву.
И убедился я воочью:
Узкоколейка и забор,
И листьев старческая кожа,
И дни октябрьские итожа,
Роняет лес багряный свой убор.
***
Скользни в полночный сквер,
Сойди в кромешный мрак,
Где люди средь химер –
Никто и звать никак.
Но всё слабее тень,
И ночь белым-бела,
И белая сирень
Мерцает из угла.
***
Лезет в голову всякий сурьёз - о невнесённой лепте,
О бытии без цели и упорства...
А вспомнишь вдруг, как бился эпилептик
На вокзальной площади Зеленогорска.
Как его выгибало, дрючило, колотило!
Пузыри, пена, об асфальт куда как крепко.
А потом, глядь, отпустило, -
Сел на лавочку, утёрся засаленной кепкой.
И банальное приходит: не так ли и ты? -
Душит, душит, кровь стучит, вибрируют перепонки,
Еще малость - и кайки, кранты!
А глянешь на небо, сядешь в сторонке...
***
Белеют в сумраке пеньки,
Закрыла мгла просторы.
Лишь редкой цепью огоньки
Уходят вдаль, за горы.
А дальше тьма – еще темней –
На эту тьму ложится.
И сирый человек под ней
Солгав, опять божится…