Над равнодушною бумагой
сижу, а вижу пред собой
глаза, наполненные влагой
и окаймленные тоской,
вот-вот готовые пролиться
не водопадом, не рекой,
а той, дрожащей на ресницах,
одной-единственной слезой,
которой нет уже приюта
в необычайной глубине,
и обреченной потому-то
стать укоризной тихой мне…