накануне войны между мною и ней
мир был сжат, как бутон.
только в доме ее свет горел все сильней
и гудел граммофон.
это было больней, чем разорванность вен
и я жил только там,
где из всех величин, остаются лишь две:
темнота. немота.
но она приезжала, держа чемодан
в белизне своих рук.
и хотелось бежать от нее вникуда
или просто на юг.
безысходность лилась через верх. через край.
и запутавшись в днях,
в моей комнате смутно белела герань
и росла сквозь меня.