1
Восторг:
Когда звезду вспугнет немая рыбка,
Потянет холодком из тростника к коленям;
Делясь своим теплом, ее прижмешь плотнее,-
Медовостью волос насытит память ночь.
Восторг:
Когда в глазах блестит призыв к согласью,
И губы тишину взволнуют поцелуем,
Когда ее рука твою притянет спину,-
Лицо луны полночной не ищет больше грусть.
Восторг:
Когда в тенях свои теряют тени,
И шорохи зверьков, и запах разнотравья,
И только лишь сердца волнуют и пугают
Незаданным вопросом – неслышимым ответом.
2
Кто-то скажет: «Родился уже неуживчивым с бедностью,
Насмотрелся на ярмарках, наслушался разного,
Возгордился упрямством, подстрекаемый неудачниками,
Замахнулся судьбой в кулаке еще не зажатой».
Не понять им: что сейчас не посмеешь – потом не позволишь,
Хороводы кончаются свадьбами, свадьбы – другими заботами,
Не потянешься к соли – если солоно подано…
Ну, а если жене не подать будет не в чем и нечего –
Это лучше уж некому!
Не к ворам уходить, не в угодники к чьим-то лукавствам,
Без меня перекорма не будет не этой голодной земле –
Почему не хотеть быть другого удачливей?
Или вся ваша правда с неудачника взыщется здесь?
3
Нужда или блажь: засветиться сквозь облако нравоучений –
Кому-то и впрямь поученьем –
Пойти по дороге положенных судеб,
Своей предрекая ее продолженье,
И, высекая зарубки яркою свежестью,
Где-то сойти на свой путь,
Пока никому не поведанный.
В роду ли безродный своим несогласьем:
Вырубить поле – выпахать поле – высеять поле?
Причину другую для жизни увидев, выслушав где-то
Истории сердца – былью осевших – раскрасивших Север
Такой непохожестью вырванных судеб,
Как ты, обмозоленных кругом
О плуг свой, по кузницам, у коновязей…а вот же в безделье:
Для дела другого, сокрытого тайной, почти по соседству,
В стране или странах, скопивших богатства безлюдьем.
Но нужно решиться – сквозь матери слезы, отца откровенья,
Призывность невесты, уже обрученной, свои обещанья,
Другими словами и тоном, уже повзрослевшим,
Заставить поверить: а как же без веры искать это счастье?!
-Что внуков дождутся, и дом мой увидят,
И поле засеяно будет…
Вот только бы сами - всего дождаться сумели.
4
Все дальше и дальше – к чему-то казалось все ближе,-
Ну, кто бы хоть раз усомнился в возможностях Севера лета,-
Уже перепроданы кони: за весла, за парус, за карту:
Наспех, на память, в потемках карябанной кем-то.
Что за удача, так неясно и смутно, беспокоила нас по ночам,
В какой отдаленности она приближается к своим жертвам,
И чьим это блеском все чаще и жестче ревнует глаза
Таким непростительно долгим ненужным соседством?
А солнца лучи
Все отчетливей и обнаженней указуют ту область земли,
Где край ее, кажется, будет уже неизбежен.
И чье превосходство, чья сила одержит там верх?
Кому уже будет позволено там улыбнуться?
5
Без имени река нам подарила океан,
Безвременья туман, растерянность крадущих,
С брезгливостью бывалых, садящихся за весла
И ищущих волну, что выдаст чем-то берег.
Но долгий серый день не растревожил парус,
Далекий возглас птицы обманывал наш слух,
И каждый целовал, молясь, свой крест нательный,
И каждый обещал
Треть доли от удачи на папертях раздать!
Но, видимо, скупилось: к нам поспешили льдины,
Совсем не летний ветер заиндевел на лицах,
Туман осел, как окрик, шаливший в глухомани,
Глазами тюлененка безрадостно взглянув.
6
Это там – это здесь – теперь кажется это повсюду:
Льды воздвигли свое восхищение вторгшейся жизни –
Это белое чудо убийственно беспредельное,
Совсем не похожее на белое поле за домом,
Такое в воспоминаниях теплое.
Эта режущая по нервам, мир накрывшая здесь бесшумность,
Хруст выхватывающая из-под ног –
Затревожившую согрешность: предпочесть, вопреки всему,
Согревающее движение с похищаемой красотой –
Будто это кому – то позволено.
Это страх потерять надежду с усилием права сна,
Это верность – когда-то, где-то, прослезившаяся в глазах,
И наивное убеждение, что отсюда нельзя не вернуться!
…ну, хотя бы последним гонцом.
Это здесь навсегда, потому что так было и прежде:
Полюбившихся не отпускают к пустым обещаниям помнить,-
Их ревниво хранят безымянностью, отдаленно от времени,
Недоступными солнцу, возносимых сиянием ночи
Все волнующих сердце Севера.
7
Задует ветер свечи золота,
Другой туман растянет сети холода:
И дни войдут в дожди протяжные,
И ближе станешь к осознанью Севера.
Народ крылатый все свои удачи
С собой захватит, растревожив утро,
И ты с печалью, что на всех хватило бы,
Как на часы, смотреть начнешь на Север.
И лед в озерах закует надежду,
И сосны станут выше и мрачнее,
И за невозвращенных запахами ели
Простить попросит неуклюже Север.
8
Он:
Мимо бредущий по белому полю, в себя весь ушедший и в память,-
Плоть серого неба и дальней дороги к нездешнему храму,-
Когда- то упрямый – теперь же упорный, с погашенным взглядом,
На свору собачью, чужого селенья, не обративший внимания.
Он вестник надежды – убийца надежды – и предок печали:
В его обмороженном теле к тревоге чужой безучастность.
В нем столько историй, которых никто не узнает:
Позволивший обмануться – да разве же будет понятен!?
Он – вызов сомнений, рукам переставившим свечи,
И долго еще будет помниться в каждом селенье:
Где принял их хлеб, и тепла где их не заметил,
Где был уже встречен, и где еще будет замечен,
Где кто-то живет хоть каким-то еще ожиданьем…