Котом, чьи лапы источают молоко,
чьи источают снег и молоко,
белея вдоль теней – и тени стынут, –
хвостом ли, лапами был сдвинут
телесный мир за сахар, за извёстку
так,
что облепляет иней перекрёстки
и слух царапают и облака и дым
(где б ни тепло, а на ресницах с ним,
тревожась и шутя, – ещё раз иней),
всё облепляет: протяжённость линий
и угловатость зданий кирпичей
и сам морозец, в воздухе ничей,
сгущающийся в разряжённый воздух.
Лизни его коричневой губой,
но где-то происходит неизвестный сбой
непримерзания, похожий марлей вздоху,
среди цепляющего зрение куста:
как из-под корки, проступает краснота,
клюющая невесть что, на груди,
коснись которой – обжигает пальцы холод
отъемлющим движеньем прочь.
И только шорох видишь вслед ему,
шуршащий иней, иней.