(Из Александра Пуша)
В гостях засиделся однажды сэр Джон,
Но знал, что его ждет семейство.
К себе в Реддиш-вилидж домой он пошел
(Глухое, скажу я вам, место).
Джон — преданный муж и нежнейший отец —
Сквозь сумерки топал упрямо.
Тропинка шла лугом, потом через лес
И мимо старинного храма.
По кладбищу ночью так трудно идти,
Запутаны темные тропы.
Сэр Джон в одиночестве сбился с пути
И там повстречал ликантропа.
Вгрызалась в могилу зубастая пасть
Но что упырю мертвечина?
Не слаще ль ему на живого напасть,
На полного силы мужчину?
И правда: башку приподнял вурдалак,
И шерстью весь вздыбился серой.
В глазницах пустых разливается мрак,
И чем-то запахло: не серой?
У Джона на поясе рыцарский меч.
Останется он в своем ложе.
Сносил сарацинские головы с плеч,
Но с нечистью сладить не может.
И крест сотворить не поднялась рука
Навстречу той нечисти мерзкой,
И тяжесть повисла на ней — нелегка,
Как раньше, в тюрьме королевской.
Молитвы упырь бы, конечно, не снес,
Но стянут язык будто ватой
Лишь льются проклятия, словно понос,
И все сквернословие ада.
Рычанье терзает измученный слух,
Погибнуть придется, однако!
Но вот прокричал деревенский петух,
И волк обратился собакой.
А в церкви поныне картина висит
Почет ей, конечно, особый,
И с этой картины на паству глядит
Сэр Джон, что убил ликантропа.