Медведь дремал в своей берлоге.
Повесил вывеску на вход,
Чтоб до весны никто не трогал
И не топтали огород.
А тут, потрепаный Волчишка,
Знать без того не быть греху,
Решил подбить себе пальтишко
На фельдеперсовом меху.
Всю жизнь тюрьма, конвой, этапы,
Урал, Сибирь, лесоповал.
В преклонный возраст даже папой
Никто ни разу не назвал.
Бывало, лютый волк в законе,
Шутя, телёнка в гору нёс,
Но на "Прессхате" в "Сучьей" зоне
Накрыл его туберкулёз.
В большом лесу такому Волку
Был подконтролен бы "Общак",
А в заповеднике что толку,
Надзор да "Шухер" натощак.
А что порой перепадает
От прибандиченных волчат,
Блатная Шушара съедает,
И зубы с голода стучат.
Не счесть все казусы и беды,
Лишай стригущий шерсть проел.
Так что косматого соседа
Приговорить сам Бог велел.
Известно, Волка ноги кормят,
Куда на старости, бежать?
Возьмут, так в зоне всем по норме.
Свой век на нарах долежать.
Порыскал в логове немного,
Отрыл заржавленный обрез,
Но перед самою берлогой
Подвёл беднягу энурез.
А сквознячок как раз под ветер
Понятный запах внёс в жильё.
Нет справедливости на свете.
Осталось в лапах лишь цевьё.
Под когти, что под электричку,
Венец под стать худым делам.
Медведь сломал обрез, как спичку,
И позвоночник пополам.
А по весне нашли ошейник,
Конвойный номер в куче блох
И под костями - муравейник.
Там был последний Волчий вздох.