Меня нет.
Я не вижу своих отражений
в зеркалах и глазах.
Нет меня.
То, что мнилось косой саженью –
искаженье.
Есть Иоганн Бах.
Прелюдия до минор – подтвержденье.
Органом мясо души на куски разъяв,
вдыхаю запах числа, гармонии испаренья.
Можно даже подержать в руках
мелодии пятижильный провод.
И я держу, десять пальцев – десять проводников.
Чувствую что? – непобедимый голод
ныне, присно, и вовеки веков
никому не скажу: Довольно. Хватит.
Я не на паперти, Христа ради,
жалость звенящую не подниму.
Не благодарна руке дающей:
Дай ещё больше, со дна, погуще,
больше, чем может дать Всемогущий,
землю отдай и луну.
Видишь тавро на моём теле,
боги мои обо мне порадели,
не осеняли крестом в купели,
а выжигали огнём
метку, она горяча доныне,
на пережившей века латыни
Naskuntur poetea, за что и били
те, что покрепче лбом.
Если скажу, что люблю, не слушай,
так прикарманить хочу душу,
выманить стадо китов на сушу,
воздухом отравить.
Здесь, за решёткой глагольных спряжений,
прокуренным соло виолончели
я затыкаю у мира щели,
дабы ему не остыть.
Труд мой кончается неуспехом.
Мир не желает быть герметичным
и выдувает в прореху ветром
Данте, лишь я назовусь Беатриче.
Если скажу что люблю, послушай.
Мне для любви нужны только уши.