Украсил площадь эшафот.
Не растревожен город плачем.
В преддверье праздника народ.
Для казни ведьмы час назначен.
Одежды лучшие достав,
Стекались к площади зеваки.
Для тех, кто сам лишён всех прав,
Чужая казнь милее драки.
И власть имущие пришли:
От члена ратуши простого,
До бургомистра и судьи,
Чтоб «божий суд» свершился снова.
Ужасным зрелищем отцы,
Узду накинули на город.
Где правит похоть, там самцы,
В отказе власти видят повод.
Строптивый, гордый, женский пол,
Сроднив доносом с сатаною.
Послать, да нет же не на кол,
А на костёр, гореть живою.
Вот и сегодня повод есть,
Казнят скоты вдову солдата.
Сгореть в огне как ведьме - месть,
За вдовью честь такая плата.
Как розу в хлев, так красоту,
С грудным сынком втолкнули в клетку.
Решил епископ:«Пусть в аду,
На этих двух поставят метку».
Поленья толстые под клеть,
Солому, хворост тащат слуги,
А из толпы слова, как плеть,
Продляют вдовушкины муки.
Обставив всё как ритуал,
В угоду правящей клоаке.
И тем, кто праздника желал,
Палач к костру подносит факел.
Младенец, чувствуя беду,
Заплакал, тихо без надрыва,
А мать молитвами к Христу,
Всех палачей благословила.
И прошептала сыну: «Смерть
Не так страшна, когда нет боли.
Ты спи, я буду тебе петь
И потерплю за нас обоих».
Сама подумала: «Пора
Отцу уже увидеть сына.
Теплом от жаркого костра,
Я поднимусь к тебе любимый».
Костёр давным-давно сгорел,
Сменилась площади картина.
А чудный голос так и пел,
Пел колыбельную для сына.