* * *
Когда на глубине глухих рыданий - ночь
И плавится внутри слезы благоуханье,
Мне этой тишины уже не превозмочь -
Стоять - смотреть в окно, прервав игру дыханья.
И ощущать себя, подобно кораблю,
Летящему в ночах - на айсберговы-суши
Но вот беда одна - я плакать не люблю
И потому сейчас - мне час - обет нарушить.
Когда роняет грусть, в сердцах, свои цветы
На сад моей души слепой, благой и нервной,
Когда разведены тугих небес мосты -
Всё кажется опять - бездонным и безмерным.
В тот час, когда навзрыд - заполнен тяжкий миг
Нелепой немотой призыва постоянства,
В тот миг, когда слегка неясен луч и блик,
И кажется - насквозь сиреневым - пространство,
В тот самый неземной и злой момент ночи,
Когда замедлен звук и поворот минуты,
Я вижу, как скользит наплыв сырой свечи
И плавны кружева отчаянья и смуты,
Я слышу только тишь и шепот стрелок-псов,
Отсчиты - вающих - назад - мои потери,
И слабый гомон чьих-то - дальних голосов,
Идущий из - слегка прикрытой в небе, двери.
И мне не страшен их нездешний, низкий тембр,
Энергия извне прочна и постоянна,
Мне снится день и ночь как бег угрюмых зебр,
Как черно-белый свет, чья помесь осиянна.
Я слышу гомон тех, кто наг и невесом
Весь мир смертей зажат в одной, свободной ноте,
Быть может там и есть тот настоящий дом,
Смотри, как ярок луч в небрежном повороте.
Они уже давно не знают боли слов
И прикасанья той - грязи в ночи - плакатной -
Они достигли дна и звона куполов
И мы для них уже - цветные сверху - пятна.
Хотя еще в ночи слепой мне жить да жить
И пить вино любви Одной - и быть им пьяной,
Хотя ещё слегка творить, творить, творить
Мне за полночь стихи - в момент святой нирваны,
Хотя еще мне петь и разжигать костры
И жечь порочных книг - тупую насквозь - мякоть,
Хотя еще мне лун и звезд концы остры -
И в ночь одной стоять - в окне - и молча плакать.
Я вижу круг теней, за мутным, в мрак, стеклом
Их силуэты - за - и видны еле-еле,
Они смогли забыть уже как - в ночь - влекло
Их, мертвое на вид, пространство колыбели.
Они уже опять забыли вкус слезы
И в горле ком, как бред - бесплотностью хранимы,
Вся истина для нас - для них уже азы,
Вся наша даль и боль - для них лишь Херувимы.
Я вижу, как они вновь носят ткань огня,
Тончайшую как свет, жемчужно-голубую,
Я чувствую спиной, как жалко им меня,
Стоящую, в окно смотрящую - живую.
Хотя найти слова не просто - небесам
И далеко идти до смерти поворота,
Я знаю, что они - живые тоже - Там
И настоящий Мир - он Там, а здесь - работа.
Как не понятна им теперь моя печаль,
Забытая для них - в иных уже исканьях,
Как не прочна на глаз - ночи сквозной - вуаль,
И тело, что молчит, зажатое в рыданьях.
На выдохе ночном февральской белизны
Стоит молчанья храм в слезах пустых, напрасных
И предрекает высь и чувственные сны,
Где можно побывать в мирах иных - контрастных.
И побыстрее вновь мне хочется уснуть
Уйти в живое - в сон - в его слои - волокна,
Но - надо же чуть-чуть оплакать что-нибудь,
Хотя бы этот стих про ночь, печаль и окна.