За лаской алебастра,
на солнечном пятне,
я растворил богатство
наеденное вне –
погоны от сатрапа,
толщинку из казны,
до светового крапа
до тика тишины.
Теперь вишу под сводом
из собственных мазков
и подвожу свободой
одно из облаков,
отъявленного путто,
заказанного мне
Мусаши Миямото,
сказавшимся в родне.
Крапплак щекочет руку
и падает в отвес,
туда, где ест собаку
унылый гришковец,
где мумии личинкам
полет преподают,
и ножик перочинный
их чинит – там и тут.
Одна не ест собаку,
но силит увильнуть,
летящему крапплаку
в себе давая путь.