Итак, Ирука вернулась из Америки с твердым намереньем жить в своей стране. В то далекое время, как ни странно, жить в Союзе было вольготнее, чем под двойным присмотром за рубежом. Николай же был нацелен на карьеру в МИДе. Как известно, карьера для мужчины также важна, как ребенок для женщины. Ируке претили фальшь и лицемерие, на которое обрекала жизнь жены дипломата, все труднее было выслушивать жалобы Николая на бессонницу от очередной дилеммы – «стучать» или не «стучать» на очередного нерадивого коллегу по работе. А Николай мечтал об Австралии, у него с детства, проведенного в небогатом зауральском городке, сохранилась несбыточная, как казалось тогда, мечта об этой прекрасной стране. И сейчас он приближался к ее реализации - неуклонно и стремительно.
Так они и разошлись. Ирука оплатила деньгами от продажи фамильных сережек оставшиеся 50% от стоимости валютного кооператива, чтобы разменять его так, как хотел Николай, взяла себе из прошлой жизни сына Алешу, специи и книжки с бумажной обложкой на английском языке (в твердой не брала, потому как дорогие). Папа Ируки, по просьбе Николая, сходил в МИД и заверил всех заинтересованных лиц, что развод был по инициативе Ируки и не должен бросать тень на Николая. Николай погоревал какое-то время, но вскорости женился на мидовской машинистке, отец которой был начальником в этой славной структуре. И через пару лет поехал советником в Австралию.
Ирука тоже начала новую жизнь. И встретился ей в этой жизни бедный историк, который писал о средневековом Китае, был неудачно женат третьим браком и покорил ее сердце чрезвычайной неприкаянностью и непрактичностью, а в особенности странными ботинками, которые спереди были белыми, а по бокам и сзади – черными. Ни до, ни после (кроме как в американских архивных фильмах) она таких ботинок не видела. Звали его, ну, допустим, Андрей. Андрей с Ирукой поженились и стали ждать ребенка. И произошло все это слишком быстро и безоглядно.
А между тем, Алеше было 7 лет, он был симпатичным и очень умным (не умненьким, а именно умным, читать начал в Америке самостоятельно в два года, размышлял обо всем самостоятельно и не тривиально), болезненным (астма), рассеянным мальчиком. Эгоистичным. Любил быть в центре внимания. Но уж точно, скорее добрым, чем злым. Андрей настоял, чтобы его называли папой, и искренне хотел вырастить из эгоистичного и не в меру разговорчивого хлюпика настоящего мужчину. Сначала он стал учить его принимать лекарства. В Америке детские лекарства были сладкие, и проблем не было. А у нас – сами знаете. Метод был простой и эффективный. Андрей брал Алешу за ноги и пару минут держал вниз головой. Несколько сеансов и результат достигнут. Потом задача усложнилась – Андрей решил отучить его от разбрасывания вещей где попало и «отвратительной привычки» перебивать старших. Жили тогда в маленькой квартире в Вешняках с двумя крохотными смежными комнатками. Парту Алеше сначала не поставили, но разрешили делать уроки за письменным столом Андрея с условием, что все, что он оставит на столе, тут же полетит в помойку. А мальчик был, повторюсь, рассеянный, очень рассеянный. И лишился многих, ценных для себя предметов. Например, замечательной огромной раковины, которую ему с моря привез папа Николай и которой он очень дорожил. С перебиванием взрослых дело обстояло еще хуже – было введено правило, что если Алеша хочет что-то сказать, за общим столом, например, надо поднять руку. Перебил, не подняв руку и не получив разрешения, получай по губам. При этом Андрей заверял Ируку, что точно также будет воспитывать и второго, общего ребенка.
И что же Ирука? Ирука ждала ребенка. Ребенок был внутри живой. А Ирука как будто почти умерла. Заступаться за Алешу ей было категорически запрещено. Лишать второго ребенка отца казалось кощунственным, она надеялась, что все изменится, когда родится этот второй ребенок, лежала на диване лицом к стене и тихонько плакала. Громко плакать запрещалось. Ирука работала в издательстве с двумя присутственными днями, эти два дня были как глоток свежего воздуха, но рассказать кому-то, что происходит в семье, было стыдно. Она молчала больше десяти лет. Делилась только с матерью Андрея – женщиной редкой доброты, интеллигентности и мудрости. От нее Ирука узнала, что жестокость к сыновьям у Андрея наследственная – еще хуже с ним обращался его родной отец. А дочь баловал до бесконечности. Так и случилось: когда родилась дочка Маруся, стало ясно, что одинакового отношения к детям не будет. А когда она в положенный срок открыла ротик и заговорила, Андрей строго и торжественно заявил: «Молчите все. Доченька говорить будет». Алеша с каждым годом становился все ершистей и своевольней, но братом всегда был отличным – добрым, надежным, никогда не срывал на сестренке жестокость и несправедливость, с которыми сталкивался в семье.
Андрей неукоснительно следил за режимом. Алеша должен был возвращаться с прогулки не позже десяти. И звонить после десяти ему категорически запрещалось. Они уже переехали в просторную трехкомнатную квартиру отчима, умершего от рака, Марусе было девять лет. Каждый вечер без пяти десять приблизительно Ирука начинала курсировать по длинному коридору и тревожно смотреть в дверной глазок – не дай Бог, задержится на пару минут и начнется скандал, что мешает доченьке спать.
И вот однажды Алеше позвонили минут на пять позже часа Х. Андрей взял топор и перерубил телефонный провод. Алеша выскочил в коридор – ему было уже 16 лет, и ему надоел этот сумасшедший дом. Началась драка. После драки Алеша уехал жить к бабушке, а Ирука навсегда перебралась в другую комнату. Все это совпало с развалом страны. Андрею перестали платить деньги, у Ируки развалилось издательство, и она стала работать с японцами, ездить с ними в Чернобыль помогать, кормить семью. А Андрей перестал ходить на работу, стал сидеть с дочкой, водить ее в школу, а летом ездил с ней в Прибалтику на три месяца.
Так прошло еще года два.
Заключительный эпизод был такой же странный и марсианский, как и все предыдущее. Андрей подошел к Ируке и сообщил, что у него уже все оформлено для отъезда в Израиль, нужно только ее разрешение на выезд. Он предложил ей три варианта поведения – на выбор. Наиболее предпочтительно было так – Андрей едет в Израиль с Марусей, а Ирука продолжает работать с японцами и высылает им деньги на жизнь. Или – они втроем едут в Израиль, но Ирука оттуда выезжает на заработки в Россию и привозит деньги. Или, на худой конец, Андрей уезжает один, но не оформляет развод, чтобы в случае гражданской войны в России Ирука и Маруся могли к нему переехать. Ирука рассмеялась и сказала, что ее вполне устраивает третий вариант.
Несколько лет назад Андрей попросил развода, чтобы жениться в Израиле на женщине с ребенком. С девочкой.
Не люблю морали, но у этой истории она есть. Неизбежно. Хотя никто не умеет учиться на чужих ошибках.
То, что совершила Ирука, не просто ошибка, а преступная ошибка. Ситуация заурядная, сделайте все возможное, чтобы в нее не попасть.
И к мужчинам - тут моя подруга недавно написала что-то не столь трагичное (ибо у этой истории будет продолжение и оно вполне трагичное), но похожее по духу – в смысле нельзя воспитывать детей, бездушно нажимая на кнопочки, - пожалуйста, будьте добрее и к своим и к чужим детям.