Когда-нибудь и я
предстану перед Богом,
и всё, чем раньше жил,
оставлю на Земле.
Что там? Что ждёт меня
за роковым порогом:
свет памяти людской
или забвенья тень?
Какое в небесах,
пространствах безмятежных
мне место суждено
в пределах неземных?
Да ровно то, что сам
я занимал и прежде
в сердцах моих друзей,
знакомых и родных.
И я спешу успеть
не много и не мало,
а в меру сил своих,
что отпустил мне Бог,
оставить в жизни след
не зря, не как попало,
а чтоб мой скромный стих
дойти до сердца мог.
Чтоб каждый мой узор
в написанной иконе
и каждая моя
удачная строка
ласкали чей-то взор,
сердца бы жгли глаголом...
Тогда, глядишь, и я
в них поживу пока.
В творениях своих
присутствовать незримо
я буду много лет
искусною рукой.
Но тлеют и они...
Теснит неумолимо
мой стих другой поэт,
когда слагает свой.
И всё ж, среди людей
я задержусь невольно.
На памяти Земли
мой оставался штрих,
как чей-то взор светлел
в лучах моей иконы,
а чей-то стал острей,
чему виной мой стих.