У луны свои правила, своя Книга книг,
Её пишут поэты, лишённые сна,
Беспощадно-прекрасен болезненный лик,
Его свет неизбежен как смерть и весна.
Лунный свет, заплутавший в вершинах лесных,
Навивает на Тило волчьи сны.
Сны о том, как мороз-надоедливый дед
Гонит лесом и полем слепую пургу
И о том как едва свежий теплится след,
Извиваясь цепочкой на холодном снегу
Запах крови и мха, от дыхания пар
Красно-чёрные сны – бесконечный пожар.
Словно с омута, с самых сокрытых глубин
Бессознательной памяти чёрной реки
Человеческих снов подымается дым,
Полных странной тревоги и забытой тоски.
Мрачный замок в скале, в черепах чёрный трон,
Гобелены на стенах с древнейших времён,
Полыхнувший в груди заклинания яд,
Чёрных глаз колдуна немигающий взгляд
Сны о том, как не в силах терпеть больше боль
Опустились колени на мраморный пол.
Дальше лишь череда непонятных картин:
Вновь сражение, погоня и факелов дым,
Избавленье, спасительный брод, быстрый пульс,
Чьей-то крови во рту опьяняющий вкус.
Близок дом на опушке, « я должен дойти»,
Каждый шаг отдаётся в сердце огнём
Крыльцо в три ступеньки: три, два, один
Резные перила пропитались дождём…
«Тило, Тило, прошу, возвращайся скорей,
Заколдованный лес тянет ветви к стеклу
И болотные ведьмы опять средь полей
Затевают какую-то злую игру.
А сегодня под утро забрёл на порог
Зверь-бродяга зубастый – раненый волк.»
Тёплый шёпот, дыханье, щекотно ушам,
Руки прячутся в тёплой, пушистой шерсти
«Спи спокойно, колдунья, нам всё по зубам,
Ведь теперь у меня подлиннее клыки.
Я вернулся, ведь я обещал, что приду,
Пусть не ноги а лапы меня донесли…»
На опушке проснулся волшебник в бреду,
Ему снова приснились волчьи сны.