МАНСАРДА
Петергоф (Старый), решетки дворцов, сами дворцы, полускрытые дымкой, стоят на холмах в отдалении, вокруг зима, снег блестит, и еще ярче снега блестит золото петергофских фонтанов. А рядом, сбоку, в снегу – обнаженные белые женщины, античные боги. Лыжня моя бежит среди богов и замерзших фонтанов, я возвращаюсь в мансарду, на первом этаже которой играют Баха и читают стихи. На столе у меня «Гамлет» Шекспира, монолог которого «Быть, или не быть?» я заучиваю наизусть. Рядом раскрытый «Манфред», блокнот со стихами:
Или физика, или бред полуночных стихов?
Или треки частиц и след электронных потоков?
Или… а, впрочем, нет, это действительно бред,
Это для дураков – груз всех моих стихов!..
Я никак не могу выбрать между физикой и поэзией, я мечусь, мучаюсь, бросаюсь из стороны в сторону, но выбор сделать никак не могу…
Тут же, на столе, конспекты по физике и учебник по высшей математике. На печке кипит чайник с кофе, а на столе – пепел и груда окурков в пепельнице. Я курю и пью кофе, я очень много курю и очень много пью кофе. На проигрывателе крутится пластинка. Это – «Реквием» Моцарта. Мансарду вместе со мной делит однокурсник, Саша Данченко, очень бледный молодой человек, приехавший из Германии, прекрасно играющий на рояле (который стоит в фойе недоставшегося мне общежития), незаметно подталкивающий меня к заучиванию Шекспира, чтению «Манфреда» и бесконечному повторению Моцарта. Данченко вписывается в готический антураж моих петербургских сидений так органично, что, кажется, сам является одной из химер моей готической одинокой мансарды. Я одинок и заброшен в снега. Белый мрамор обнаженных Венер впитывается в меня вместе с проклятием и одиночеством Манфреда. Я сам уже давно стал Манфредом; русским Манфредом. А Данченко? – Ну что же, тут нет никакой загадки. Он – самый настоящий черт, дъявол, пришедший меня искушать. Подталкивать к поискам абсолютного совершенства. К поискам Формулы Красоты. Щемящие звуки «Реквиема» с трудом пробиваются сквозь плотный дым сигарет. Гора окурков на столе растет час от часу. Уже далеко за полночь, я в мансарде один. Дописаны последние строчки:
Размазаны черные тучи
По серой холстине неба,
И ветер в лицо колючий:
Он злится. Позлись, коллега!
Я тоже ведь зол, не меньше,
Я крикнуть хочу – смотрите:
Стоит перед вами женщина,
Прекрасная Нефертити…
Я вздыхаю, и принимаюсь читать Шопенгауэра.
21.06.96г.