Шепоток нехороший прожёг все от горла до паха.
Цепенеет душа, раскачавшись на цыпочках страха.
Горбом встанет январь… остается решиться и счистить,
То ль тату со спины, то ли с сердца подгнившие листья.
Прочитав по слогам, разделить, распаять звенья века,
Пить туман из залива взахлеб, как похмельный калека.
Тяжеленной громадой подняться над Невским и плакать,
Уронив свою соль в бесконечную серую слякоть.
Выползаю из утра с пакетом раздумий под мышкой.
Колесницы трясутся, звонки не дают передышки.
Нет ни эха внутри, ни хоров, и дорога до храма
Извивается лентой, сплетая нам роли для драмы.
И сбиваются в стаи афиши, целуясь с асфальтом,
В этой пене бумажной кручу бесконечное сальто
Зашифрованных слов. Я живу в телефонных молитвах,
В разрушающих сон, бесконечных горячечных битвах,
Где все выстрелы – в цель, где ладони нежны и шершавы,
Где дыханье твое напитали дурманные травы.
Где взлетает любовь, раскачавшись. И кажется вечной
Тишина, что дрожит огоньком парафиновой свечки.