В унылый круг осенних дней
стреляю из дробовика,
а может и из двух стволов – картечью!
Москва есть порт пяти морей,
вливается в неё река,
очеловечена моей невнятной речью.
По-над рекой Филёвский парк
под тяжестью седых дубов
и нависающих небес изнемогает.
В нём я, как некий Бонапарт,
полночный смотр своих стихов
устраиваю. Это, в общем, помогает
от нелюбви, и от утрат,
и от зияющих пустот,
надежд несбывшихся и злых несовпадений.
Зима, мой вечный супостат,
уже готовит свой поход
на город, где река средь серых насаждений
меж пересыльною тюрьмой,
бывшей Поклонною горой,
меж барж и балкеров и крутится, и вьётся,
а генерал-зима грядёт.
Он не француз, ему народ,
надевши зипуны, с охотою сдается.