Досталось по наследству одному мужичку ружьишко. Эту старинную фузею привёз с русско-турецкой войны его прадед. Сработано оно было солидно. Приклад из дуба. Дуло длиной метра полтора. Весу оно также было солидного, так, что на охоту с ним не рисковал выходить ни один, даже изрядно подвыпивший егерь. Пуля была такого размера, что скатившись и упав с полки, могла проломить череп сидевшему под ней бедолаге. Заряжалось сие произведение искусства, как вы уже догадались, с того места, откуда и выбрасывало свои махонькие свинцовые ядра. Посему вкупе с этим сурьёзным орудием был кожаный ранец, в котором лежало фунтов пять дымного пороха, около пуда пуль, затравочник с порохом, который сыпали на полку, несколько запасных кремнёвых пластин, мерки для пороха, войлочные пыжи, щётки для чистки ствола, а также различный инструмент, который мог пригодиться хозяину этого бомбомёта.
Чтобы зарядить ружьишко, нужно было найти сухое место, поставить приклад на деревянную подставку, специальным шильцем прочистить затравочное отверстие. Набрать порох в одну из пяти мерок, в зависимости от вида пули или дроби и дистанции до цели. Уровень пороха не должен быть выше края, иначе последствия выстрела могли быть печальными как для ружья, так и для его беспечного хозяина. Порох надо было сыпать аккуратно, чтобы не допустить его рассыпания. В этом случае вместо выстрела ружьё чихало, окутывалось облаком едкого дыма, ствол накалялся почти до красна, а пуля застревала внутри, и извлечь её без крепких выражений было невозможно. То же самое могло произойти, если порох был отсыревшим. Засыпав порох, нужно было взять шомпол, накрутить на него банник, положить на жерло толстый пыж и надавить банником на пыж с такой силой, какая только могла быть выжата из крепкого мужского тела. После чего рекомендовалось для надёжности ударить кулаком несколько раз по ручке шомпола с таким пристрастием, будто это была голова твоего кума, которого ты застал в постели его кумы. Затем в ствол засыпалась изрядная доза дроби или забивалась свинцовая пуля и, для сохранности, ещё раз заряд закрывался тонким пыжом из войлока. Но это ещё не всё, уважаемый мой читатель. Теперь нужно было с помощью десяти пальцев взвести курок, натужно крякнув приподнять нашу пищаль, прижать приклад к плечу, левой рукой держать за цевьё, а правой достать прилаженный к поясу затравочник и отсыпать на полку полногтя пороху. При этом нужно было суметь сохранить равновесие под тяжестью солидного орудия и сильно не пыхтеть, дабы не сдуть порох с полки. Как прицеливаться из него, никто не мог придумать, да и коль был бы прицел, то проку от него было бы мало. Потому что, направив дуло в сторону цели и стараясь удержаться таки на ногах, нужно было нажать на крючок, при этом отвернуться в сторону, затаить дыхание и зажмурить глаза. Если вы, уважаемый читатель, подумали, что на этом испытание мужества и терпения нашего охотника закончились, то не постесняюсь вас огорчить. Всё самое сурьёзное ещё впереди. Да, не буду врать, и такое порой бывало, что после клацания курка раздавалось сердитое шипение пороха на полке, и вскорости после этого раздавался выстрел. После выстрела охотник исчезал в клубах синего дыма. Когда дым рассеивался, он ещё продолжал лежать на земле не очень далеко от ружья, потирая плечо и бормоча какие-то непонятные слова. Но, к сожалению, бывало и так, что курок весело щелкал, но шипения не было. Тогда приходилось ружьё снова отправлять на подставку, взводить курок, прикладывать, насыпать, прицеливаться, нажимать. Клацкал курок, и, слава богу, шипение, отвернулись, зажмурились. Шипение становилось всё тише и пропадало. Но, что вы! Что вы! Отрывать приклад от плеча в этом случае было нельзя ещё минуты две, три. Потому, что процесс горения переходил по непонятным причинам, в процесс тления, затем в процессы дымления, распада, разложения, гниения и, в конце концов, было только два исхода: либо выстрел, либо громкое нецензурное возмущение измученного физически, а главное морально охотника. Был даже такой случай, когда после третьей осечки, охотник положил (а может и бросил) ружьё на землю, пошёл в лес за дровами и наткнулся на медведя. Он - бежать, медведь за ним (а может от него). В суматохе наступили на ружьё, а оно КАК…!!! Вот именно... Медведь наповал. Охотник получил тяжёлое ранение в мочку левого уха, в заднюю пятку сапога, и рукавица превратилась в перчатку велосипедного типа. Но счастлив был безмерно.
С тех пор день рождения отмечает четыре раза в год: своё по паспорту, по именинам, по счастливой охоте, и день рождения ружья иногда, раза три в неделю, когда выпить сильно захочется.
Если вы думаете, что толку от такого ружья было мало, то вы опять ошибаетесь. Почти всегда, прочесав местность по кругу, товарищи полуоглушенного охотника находили тушки зайцев, кроликов или коров. А один раз нашли шкуру чёрно-белого волка. Дед Максим объяснил, что звери мрут от испуга, а волк, пожалуй, окачурился от смеха. Да и то верно, ведь волк не такая пугливая живность, и мясо его горько-солёное, в пищу обычно не пригодное.
Десять лет ходил наш мужичок на охоту с этой фузейкой. Проклинал порой судьбу за такое наследство. Однако, что делать, ведь обещал он своему покойному батюшке, что будет беречь наследство как зеницу ока, чистить и содержать в исправности.
Жил себе тот мужичок хоть не шибко весело, но зато размеренно и справно. Только вот однажды, (будь оно неладно, это коварное слово, кто его выдумал) приезжает к нему из большого и, значит, далёкого городу большой начальник. Говорит: «Здравия Вам, мил человек, желаю. Я представитель музея старинного оружия. У нас есть много тыщ всякого оружия, а вот такого чудесного образца, как ваше, у нас почему-то нету. Хочу вам предложить его продать нам или, если хотите, поменяем на другое, какое только душе угодно».
«Не могу я,- отвечает мужичок,- обещал батюшке свому хранить его!». «Дак и мы будем его хранить, тем боле, что насовсем, да в тепле, да под приглядом, да и людишек масса будет дивиться. А то, можем приписать, что это ваша фамильная ценность, и что, мол, за это вам спасибо и поклон низкий от науки и техники».
Ну, как водится, выпили по одной, по второй четверти. Музейщик говорит: «Пойдём братан, я тебе наши ружьишки покажу». Вышли на улицу. Тот достаёт из машины три ствола.
Вот это похож на калаша, десятизарядный охотничий карабин «Сайга». Это пятизарядная винтовка с оптическим прицелом, а это трёхстволка 12 калибра, с малокалиберным подствольником. Хош, можешь испытать, патронов у нас немерено. Берет мужичок ружья в руку, все три сразу. Да что это за ружьишки! После моей их не чувствую. Как игрушечные. «А ты попробуй!»,- смеётся гость. "А то и попробую!". Схватил мужичок карабин, прижал к плечу, шарит по поясу, затравник ищет. "Да нажимай, не тяни же ты!". Нажал мужичок на курок. А оно КАК БЗЫНЬКНЕТ. Раз, да другой, да ещё много раз. От соседской крыши только щепки летят. Раскрыл рот мужичок. Вот это работа. Да с таким самопалом я ж миллионером стану. Первым охотником в районе. А район у нас, говорят, как две Франции и три ей-Бенилюксы.
Хорошо, давай меняться. Только на все твоих три ружьишка. Ибо моя одна фузея их перетянет многократно. Бери, бери. Смеётся приезжий.
С тех пор прошло немало времени. Но мужичок тот жив и даже изредка ходит на охоту. Все охотники в округе считают его самым авторитетным спецом по егерскому делу. Его трофеи украшают многие музеи, дворцы, коттеджи и квартиры далеко за пределами матушки Расеи. При встрече с ним все коллеги ставят свои берданки на предохранитель, опускают стволы к земле, снимают головные уборы и низко кланяются. А он снисходительно посмеивается: "Как трофеи? - "Да куда уж нам супротив тебя!".
Всё вроде бы хорошо. Забыл уж мужичок про свои мытарства с наследственной фузейкой. Однако, бывает иногда, сидя на завалинке, и, покуривая крепкий самосад, он вздохнёт, почешет затылок: «Виноват батько перед тобою, променял ружьишко. А может и правильно я сделал? Кто же меня теперь рассудит?!».
20.02.2007 г.