А мама моет раму, пилит папу. И так тепло и так закономерно. Года, как заключённые по трапу, ползут к итогам медленно, но верно… слепые окна слепы понарошку, ещё не приторговывают светом и дети распинают чью-то кошку, за садиком. И маленьким секретом опалены их души, а ресницы - нечаянно взлетевшей, неуклюже зажженной спичкой. Город смотрит в лужи… Как Бог в себя, как бабушка на спицы.
И день, что в постоянном недоливе, не вылился бы только третьей сменой… где в узкой и граненой перспективе - снега килиманджарские на пиве лежат ещё не втянутою пеной…
Запахивая облачно-халатный, глубокий вырез, странного покроя, сбивает солнце пепел свой закатный, в пустую черепушку недостроя - роддома ли, покинутого зданья, где предаваясь сну и алкоголю, мог запросто жить узник мирозданья и… хрена класть на эту вашу волю….
У фонарей нахлебничает мошка, за ними мрак качает свои грозди. Смеркается. Повешенная кошка - ликует, что не отыскали гвозди. И дети спят… так просто… между прочим и колыбельной, что ласкает уши… И ломятся пылинки многоточий…….. в их, толком не проветренные, души.