[Хромой на одну ногу стиш]
В этом сумраке округлым почерком
С выдохом над каждой гласной льют
Ее руки свет для полуночника,
Чьи запястья помнят крепость пут,
В чьих глазах иконы зацелованы
Под полуприкрытьем век. А он
Шепчет что-то тихо, зачаровано
Глядя, как по белому углем
Из-под пальцев в непонятных письменах,
Выжженных на коже сотней спиц,
Вьется змеем недописанный роман:
В смелом росчерке чернеющих ресниц
И в штрихах на скулах, в волосах –
Множестве небрежных линий, и
В бликах… А когда-то у нее в глазах
Были звезды… Только были ли?..
Слишком много дней умчалось вникуда,
Захлебнулось в море грез и фраз,
Слишком горек вкус далекого «тогда»,
Слишком пресен – странного «сейчас».
В этом сумраке, тенями, силуэтами
Прячась под шершавым потолком
От ее ладоней, сны, одетые
В саваны, всё шепчутся о нем.
Шелестят они, тоскливо-серые,
Как давным-давно он был другим,
Как он разрисовывал пастельными
Голосами лист; как легкий дым,
Радужный, как капелька, которую
Солнце пьет из мокрых рук дождя,
Обнимал его по-детски добрые
Яркие картины. И не зря
Люди звали его светлым странником…
Слишком много дней прошло, увы…
В этом сумраке, бесцветном, каменном,
Оказался волею судьбы.
Белизну листа пронзают черные
Очертания ее лица.
Он не слушает слова снов. К черту их!
Всё равно весь вечер без конца
Будут шелестеть о тех, кто жег
Его пальцы, о ее слезах
И о том, как в сотне диких строк
Каждый день взывала к небесам.
Всё шуршат они, что шрамы навсегда
На его запястьях, что печаль
Черной ржавчиной угля в его листах
Стонет. Цвета больше нет. А жаль…
Он не слышит, улыбаясь, будто нет
Горя. Ведь не видят сны над ним:
Куда падает ее ладоней свет,
Там портрет становится цветным.
10-11.12.06