Хочу тебя нарисовать в карандаше,
И мягким грифелем скользить по лбу и щёкам,
Мольберт не ждет, графит отточенный в руке,
Бумагу погрубей, свет -45, ну с богом…
Что буду рисовать? – твое лицо,
В его рельефе душу прочитаю,
Мешает карандаш держать кольцо,
Сейчас, сейчас, уже его снимаю.
Начну с пропорций и решенья крупных масс,
Овал лица, нос, губы, шея, форма глаз,
Глаза твои! Их прорисую сразу, о, постой,
В них небо разливается рекой!
Так, форма есть, теперь необходимо,
Заняться наложением теней,
Штрихом небрежным притеню кабину,
Лицо светлей должно быть, фон – контрастный, потемней.
Теперь возьмусь за мелкие детали, за пластику лица, что всех милей,
Рисую брови я мольберт лаская, а что у нас тут с формою ушей?
Сними же ты наушники скорей! И микрофон –
-он чувственный твой рот мне заслоняет,
Забудь на миг про радиообмен, он рисовать тебя мешает!
Ох, слева шрам, откуда взялся он?
Тебя он ,несомненно, украшает,
Теней ещё чуть-чуть, готов объем,
И вот, фактурный лоб лицо венчает.
Кудрей рисую непослушный лес,
Короткой стрижкой глаз мой зоркий не обманешь,
Чуть разбелю, добавлю седины вот здесь,
И вот ты не бумаге оживаешь.
Писанье учит нас – не спорь с творцом,
Нам запрещает Бог ему уподобляться,
Опасна дружба рук с карандашом,
Рисунок может от бумаги оторваться
И обрести живую плоть и кровь,
Сойдя с холста он скажет:”Пять минут до взлета!
Я побежал.”, и взмоет в небо вновь,
В кабине, за штурвалом самолета.