х х х
Остановлюсь перед Невой
Невольно.
Красиво... Сразу с головой...
Не больно...
А грузовик не подойдёт –
Препятствий масса:
Водитель знаки подаёт...
Тошнит от мяса...
И хлорофос – какой конфуз –
Краснеть знакомых:
Возложит венчик профсоюз
От насекомых.
Верёвка? Бритва? Люминал?
Назло желанью
Белохалатный персонал
Вернёт к жеванью.
И чёрный клюв не долбанёт,
Чтоб точкой – рана.
Поскольку снят железный гнёт
Как фильм - с экрана.
Ночами на смерть номерки
Дают в ОРУДе.
Неблагородны и мелки
Её орудья.
Одна отрада – блеск Невы,
И тот – отрава...
И крикнуть некому, увы,
Вдогонку «Браво!»
Взасос не балуйся, Нева –
Губа не дура.
О, жизнь и смерть – слова, слова...
Литература...
И. З.
х х х
Вдвоём на палубе пустой.
На перекрёстке струй и молний.
Ещё мгновение постой...
Спасибо. Хватит. Взгляд запомнил
Себя в тебе. И этот свет
Со всех сторон...
Капкан.
Свобода.
Парнас.
Голгофа.
Мокрый бред.
И скрип речного тихохода.
Где наши мальчики? Увы...
Хотя имеет ли значенье,
Что страсть поклонников Невы –
Её державное теченье.
Не дай-то Бог сойти с ума,
Перехлестнуть через перила...
Смотрю. Завидую. Сама
Не раз об этом говорила.
Себе.
И царствовала тишь –
Ползите, подданные, к трону...
...Какому гению ты мстишь,
С тебя сорвавшему корону?
Помилуй, Бог – вселился бес,
Воды – раскрюченным кореньям!
О, этот ливень!
Этот блеск!
Гранит зарёван озареньем!
О, танец молний!
Хохот жертв!
Да не обманешь (где уж нам уж...)
И так надломлен взлётный жест –
Что хоть за Хаустова замуж...
Смотрю.
Сочувствую.
Сама
Вздыхала, прячась за ресницы:
Один (всего...) сошёл с ума,
Другой грозится утопиться...
Не мне рассказывай. Не мне.
Не заливай – весь город залит.
Топиться – нам, и то в вине,
В ночном буфете на вокзале.
Платить по счёту нам с тобой
За весь тираж, хотя чуть живы:
И ты - свою размножив боль,
И я – помножив на чужие.
И жизни течь.
И ливням лить.
И строки скрестятся, блистая.
Нам целый мир не поделить,
Но светит палуба пустая...
х х х
Нет, не взовьюсь – уже не та игра –
Себе назло с транзитным прощелыгой.
Переломлюсь над речкой или книгой,
Не отличая завтра от вчера.
Линяют связкой зайцев ползунки,
Притянутые за уши к верёвке.
Две божии, в отточиях, коровки
Знакомятся с угодьями руки.
Поблескивает куполом редис.
В песке искрится лунная порода.
И в нимбе пыли велосипедист
Выскальзывает из-за поворота.
Какой покой на радость старикам,
Приятелям – не раз очарованья
И на прохладцу разочарованья.
И на погибель – юным мотылькам:
Ишь, подлетают к самому лицу...
(Так безобидна ламповая бледность)
Ах, молочка бы мальчикам за вредность,
А не стальную бритву на пыльцу...
Ах, всё ещё любима эта роль:
Нещадно жалить, мысленно жалея,
Пока шалят, испуганно шалея,
Переходя с барахтанья на кроль...
О, как мой рыцарь нежно угловат.
О, сколько мы ростков ещё затопчем,
И отомстим нечаянно за то, в чём
Никто и никогда не виноват...
х х х
...Ему бы девочку на шаре
Земном, потерянную, хрупкую,
Светящуюся под скорлупкою,
Что все, взгянув, не продышали.
Тебе бы – негра. Ей – художника.
Музею – общую картинку.
Провинциальному ботинку –
Паркет взамен песка и дождика...
х х х
Мотивчик бедовый, которому впору гитара,
Откуда ты выплыл, куда ты меня поведёшь?
Все клавиши ныли, дрожали и ждали удара
И на тебе - дождь,
серебристый берёзовый дождь!
Размыты афиши. С комедией склеена драма.
Колючий озноб обдаёт как внезапный восторг.
Оступишься в ночь –
как темна оркестровая яма
До взмаха пера, по которому – свет и простор!
Перо и бумага. И полночь. И вздутые вены.
И сон по заказу под музыку издалека...
И нет ощущенья болезненной стыдной замены –
Единство и выдох: бумага, перо и рука...
И как я могу уподобить труду и заводу
Рассеянный свет, озаряющий в сад - огород!
Казалось бы, рифма должна ограничить свободу,
Но всё оказалось, как в зеркале – наоборот...
х х х
Чтобы вызвать духов из темноты,
Надо пальцы по столу раскидать...
Так на стыке мускулов и мечты
Ниспадает музыки благодать.
Небо – звуков родина? Или плоть?
Что превыше нас? Или что в груди?
В огороде этом не прополоть.
Намахать руками, нагородить...
Всё сплелось и спелось, плодонося.
Облаков ромашковый аромат...
Чем ты было, солнце, до нас вися?
И какой тебя надкусил примат?
Первобытность наших дремучих чувств.
Наших тел надломленных – тяга ввысь.
Я ещё когда-нибудь получусь
По ночному шёпоту «появись»...
Не душком с небес, посуливших рай,
А листом на стол, выпрямляясь в рост.
Бей, судьба, без правил,
без нот играй,
Если ниже пояса –
выше звёзд!
Фото Алексея Кузнецова