Скажи, мой друг, ты помнишь наше детство?
Колени в ссадинах и драные штаны,
ту папироску, что досталась нам в наследство...
И как все ждали окончания войны.
На чердаке тогда росли мы и мужали,
там детства нашего был «генеральный штаб»...
Там сизокрылого на ножичек сменяли,
по нашим меркам, это был масштаб!
А помнишь Ляльку из двенадцатой квартиры?
Нам ненавистны её были фраера.
При встрече с ней мы прикрывали дыры...
Голубоглазая красавица двора!
На нашей улице ты слыл «авторитетом»,
в свои одиннадцать ты имя наколол!
Мать, не ругая, тебя выдрала за это,
а ты терпел, ты даже бровью не повёл.
Про чёрный день ваш вспоминаю с болью,
я помню бледность повзрослевшего лица...
И как ты Обнял сестрёнку свою Олю,
и прочитал вслух похоронку на отца.
Ты утешая, вытирал ей слёзы,
не успевая смахивать свои...
И этот страх... засел во мне занозой,
пока я бати не увидел сапоги.
Делиться радостью мне не было охоты,
как будто был я виноват перед тобой,
что скоро снова буду, папку ждать с работы,
что твой погиб отец, а мой пришёл живой…
Скажи, мой друг, ты помнишь наше детство?
Колени в ссадинах и драные штаны…
Ту папироску, что досталась нам в наследство,
на чердаке вдвоём раскуривали мы.
Нина Немирова
Сб. «Крылатый Ангел»